После истории с «ангельской пудрой», когда Бабуся узнала, что ее «Горяшка» не просто работает юристом, что само по себе вызывало ее невероятное уважение («бумаги перекладывает – и за это деньги гребет!), но к тому же еще занимается и расследованиями, она перестала вытирать даже пыль на компьютере Игоря, полагая, что может случайно „подмахнуть“ в священном, пусть даже и отключенном ящике, что-нибудь важное.
Признаться, Бабуся не поверила, когда узнала, что этот драндулет с экраном стоит гораздо дороже цветного телевизора, и на всякий случай косилась на него с большим предубеждением, как, впрочем, и на все другие вещи в рабочей комнате Игоря, включая его трубки и книги.
– Ничего я не знаю, – буркнул Игорь, пуская к потолку кольцо черного дыма. – Знал бы – не спрашивал.
– Эх, Горяшка-Горяшка, – хитро прищурилась Бабуся. – А тебе ведь Иринку-то и поругать как следует нельзя, ежели она вдруг у тебя загуляет…
– Почему это?
– А то как же! – пояснила Бабуся. – Как же ты можешь ее поругать, когда она тебе на самом деле – нет никто? Никакая и не жена вовсе.
– Как это – никто? – возмутился Игорь. – Да как так – никто? Ирина мне – как раз жена, я вам уже, баба Дуся, сто раз объяснял. Просто мы живем в гражданском браке, не расписываясь в загсе. Сейчас так принято. На что нам какие-то бумажки?
– Смотри-ка, как ты интересно рассуждаешь, – укоризненно покачала головой Бабуся. – Сам всю жизнь одними бумажками только, да законами занимаешься, а как девку узаконить – так они тебе сразу стали и навовсе не нужны. Крутишь ты, Горяшка, что-то…Ой, вертишь! Смотри, как бы не докрутился…
– Мы, кажется, неоднократно договаривались, что вы, баба Дуся, не будете вмешиваться ни в мои служебные, ни тем более в личные дела, – проговорил Игорь, набрав в легкие побольше воздуха, и готовясь к разговору на длинную дистанцию. – И вы, кажется…
– Когда кажется – креститься надо, – довольно бесцеремонно оборвала Игоря на полуслове Бабуся. – А в вашем, Горяшка, случае, лучше – венчаться, если твоя душа казенные печати не приемлет. А то лично я Ирку тоже понять могу: девка молодая, красивая, ей уже, небось, остепениться хочется, а, может, и ребеночка народить, а тут – ни то, и се, ни пятое, ни десятое. Вот и не выдержала, решила хвостом вильнуть…
– Откуда вы знаете? – пронзительно уставился Игорь на Бабусю.
– Что я знаю?
– Ну, что «хвостом вильнуть»? Она вам что-нибудь говорила, куда пойдет сегодня? Тогда лучше сразу выкладывайте начистоту, а то…
– А тут и без разговоров все понятно, – махнула рукой Бабуся. – Как будто я не вижу, как на нее вперивается твой дружок, который из милиции. Прямо так и ширкает по нашей Иринке глазками: туда-сюда, туда-сюда, и чуть ли ни до гола все одежки с нее взглядом сымает…
– Все понятно. Больше вопросов нет, – процедил Игорь сквозь зубы.
В какой-то степени Бабуся говорила правду, и это его тем более раздражало.
Разумеется, Игорь знал, что Малышев вот уже много лет, буквально с институтской скамьи, был к Ирине сильно не равнодушен, и даже не пытался этого ни от кого скрывать.
Но не виноват же Игорь, что Ирина выбрала именно его?
Да что там скромничать – женщины всегда обращали именно на Игоря повышенное внимание из-за его яркой, интересной внешности.
Высокий, темноволосый, с красивыми, правильными чертами лица, черными большими глазами, высоким лбом…
Отец Игоря, Анатолий Сергеевич, любил пошутить, что Игорь удался в «какого-то проезжего цыгана», пока в семейном альбоме случайно не отыскалась фотография такого же черноокого, бородатого прадеда в строгом, застегнутом на все пуговицы, сюртуке.