– А чем конкретно вы занимаетесь? – осмелилась поинтересоваться Мари.

– Мы – отделение Управления спецопераций.

– А-а, – протянула Мари, хотя этот ответ Элеоноры Тригг ничего не прояснил.

– Проводим секретные операции.

– Как дешифровщики в Блетчли[6]? – Она была знакома с одной девушкой, которая перешла туда из машинописного бюро.

– Что-то вроде. Только мы занимаемся реальными операциями. В тылу противника.

– В Европе? – Элеонора кивнула. И тогда Мари поняла: ее хотят забросить за линию фронта, в самое пекло войны. – То есть я стану шпионкой?

– У нас не принято задавать вопросы, – отрезала Элеонора. Значит, подумала Мари, ей здесь не место. Ее всегда отличала любознательность. Она слишком пытлива, говорила ее мать. Подростком Мари вечно изводила родителей вопросами, чем сильно раздражала отца. – Мы не шпионы, – добавила Элеонора, словно сама эта мысль была для нее оскорбительна. – Шпионаж – вотчина Эм-ай-6. А мы в УСО скорее занимаемся подрывной деятельностью, готовим диверсии на железных дорогах, уничтожаем телеграфные линии, заводское оборудование и все такое, чтобы воспрепятствовать продвижению немцев. А еще мы помогаем местным партизанам оружием и оказываем поддержку в их борьбе с оккупантами.

– Никогда о таком не слышала.

– Разумеется. – В голосе Элеоноры слышались довольные нотки.

– Но почему вы решили, что я гожусь для такой работы? У меня ведь нет соответствующей квалификации.

– Чепуха. Вы умны, обладаете необходимыми способностями. – Как эта женщина может судить о ее уме и способностях, если они только что познакомились? Наверно, впервые в жизни Мари давали столь лестную характеристику. Отец всегда внушал ей, что она никчемная дура. И Ричард, ее муж, скрывшийся в неизвестном направлении, относился к ней как к мимолетному увлечению, и вот к чему это все привело. Мари никогда не считала себя ни умной, ни одаренной способностями, но теперь выпрямила спину, расправила плечи. – Вы владеете французским языком. Вы – именно тот человек, который нам нужен. Вы играете на музыкальных инструментах? – осведомилась Элеонора.

Странный вопрос, подумала Мари, хотя, казалось бы, теперь уже ничто не должно ее удивлять.

– В детстве играла на фортепиано, в школе – на арфе.

– Возможно, это пригодится. Откройте рот, – велела Элеонора неожиданно резким тоном. Мари была уверена, что она ослышалась. Но лицо Элеоноры было серьезно. – Рот, – снова скомандовала она с настойчивостью и раздражением в голосе. Мари неохотно подчинилась. Элеонора осматривала ее ротовую полость, словно стоматолог. Мари кипела от негодования, возмущенная бесцеремонностью женщины, с которой она познакомилась несколько минут назад. – Ту заднюю пломбу придется удалить, – решительно заявила Элеонора, отступая назад.

– Удалить?! – чуть ли не взвизгнула в испуге Мари. – Но это очень прочная пломба. Мне ее поставили всего год назад, и за немалые деньги.

– В том-то и дело. Пломба слишком дорогая. Она сразу выдаст в вас англичанку. Мы заменим ее на фарфоровую. Такие в ходу у французов.

И тогда в голове у Мари все сложилось: интерес незнакомца в кафе к ее познаниям во французском языке, замечание Элеоноры относительно ее пломбы.

– Вы хотите, чтобы я выдала себя за француженку?

– Да, в числе прочего. Вы пройдете курс спецподготовки, затем вас отправят на задание, – при условии, что вы овладеете необходимыми навыками. – Элеонора говорила так, будто Мари уже дала согласие. – Это все, что я могу пока сказать. Секретность крайне важна для наших операций.

Отправят на задание. Операции. У Мари кружилась голова. С трудом верилось, что в этом элегантном особняке, всего в нескольких шагах от магазинов и суеты Оксфорд-стрит, разрабатывается стратегия и тактика тайной войны против Германии.