Живенько скинув с себя всю одежду, Меретя кашлянула…

Сидевший на камне Семка Короед обернулся, с удивлением обнаружив за своей спиной совершенно голую девку – смуглую, угловатую, тощую, с непривлекательным, скуластым и плоским, словно шаманский бубен, лицом, узкими – щелочками – глазами и широким приплюснутым носом.

– Ого! – тем не менее изумился Семка. – Ты кто?

Просто так спросил, тут же вспомнив, что где-то он это чудо безгрудое видел – да среди полоняниц, где же еще!

Пока он раздумывал, страшноватая с виду девка не теряла времени даром – нагло уселась рядом, обняла… Конечно, будь у Короедова девки поприятней, он бы эту лошадину прогнал, а так… Так что-то защемило в грудине, едва только прикоснулся парень к тощей голой спине, почувствовал, как лезут к нему под одежку горячие девичьи руки, ласкают, а вот вдруг сжали напрягшееся достоинство так, что и все!

Не говоря ни слова, дева вдруг поцеловала Семку в губы и, встав, увела за руку в лесок, на мшаник. Там и уложила на спину, раздела, сама сверху уселась, прижалась бедрами. Короедов глаза закрыл – уж будь что будет. И вскоре снова воспрянул – нежные девичьи руки свое дело знали, младой казачина и сам уже с удовольствием оглаживал деву по бедрам, щупал едва заметную грудь, только вот глаза благоразумно не раскрывал, представляя на месте некрасивой девки… атаманскую жену Настю – красивую, крутобедрую, с нежной золотистою кожей и карими, с веселыми искорками очами. Вот кого бы… Вот бы с кем…

Хотелось бы с Настей – да. А пришлось – вот с этой.

– О-ох!!!

Выдохнул Семка, глаза распахнул. Сидевшая на нем девка заластилась, улыбнулась кривозубой улыбкой – Боженька, вот же страх-то!

– Тепель мы – я и ты, завсегда как муж жена будем! – по-русски просипела дева. – То так. – И добавила что-то по-своему, склонилась, видать, хотела, чтоб Семка ее поцеловал, обнял – да не тут-то было, ага!

– Муж с женой, говоришь? – дернулся, разобиделся Короед. – Да на хрена ж мне такая женушка?! В походе-то дальнем я, чай, покрасивше найду.

– Верной-верной тебе буду, да, – прижимаясь тощими бедрами, шептала на своем языке Меретя. – Жить будем вечно.

– Да отстань ты от меня, лошадина страшная!

Сбросив девку в мох, Семка поспешно оделся и зашагал прочь, к кострам.

Меретя, конечно, обиделась. Но не сильно. Парня-то рассмотрела все ж таки. Ну, что это за воин?! Собой не видный, тощий, костлявый даже, да и не осанистый – совсем еще дите. Такому бы соску, не титьки бабьи. Не-ет, не такой муж ей нужен! На этого-то так просто польстилась – захотелось, прямо невмочь терпеть. Желание свое удовлетворила – ладно, теперь и на холодную голову подумать можно, она ж вовсе не глупая, Меретя, славную Митаюки-нэ всегда внимательно слушала, все наказы запоминала накрепко.

И то, что всем пленницам надобно мужа хорошего выбрать – побыстрее, однако и не шибко-то торопясь. И еще от Митаюки Меретя про ведьму Нине-пухуця краем услышала, про то, как та самого главного здешнего жреца, отца Амвросия, соблазнила, да так, что тот, бедолага, даже на пустынном островке от нее укрыться не смог, как ни старался.

Стать женой шамана, жреца – вот это дело! Вот это Митаюки-нэ непременно одобрила бы, кабы была здесь. Тем более оставшийся в селении белых шаман весьма юн, пожалуй, никак не старше того парня, что только что млел в жарких объятиях Меретя. Получилось с этим, выйдет и с тем, и наплевать, что тощая, что плоская грудь. Молодым-то парням особой красоты не надо, им доступность – главное… Так этот молодой шаман, он сейчас как раз на том островке, верно. В «пустыне», как они говорят, в небольшом храме возносит хвалу богу Креста. Вон он, островок-то, острую крышу храма отсюда видать.