В конце тридцатых годов Маррей Боулз подозревался в связях в Кеном «Сантой» Барретом, педофилом и одним из последних детоубийц, для которого люди требовали смертного приговора, пока их внимание не отвлекли рекордные ливни, европейские ураганы, наводнения и повышение уровня моря. В Ноттингеме, во время садомазохистского ритуала, группа «Санты» Баррета убила двух братьев, находящихся под опекой. Ходили слухи, что эта шайка погубила гораздо больше детей. Пятеро из двадцати мальчиков и девочек, подвергшихся насилию со стороны тайной группы «Санты», так и не были найдены.
В 2043-м «Санта» Баррет был убит в тюрьме заключенными. Никто из сообщников Баррета, кроме Маррея Боулза, так и не был отслежен, а связь Боулза с убийствами не была доказана из-за отсутствия улик.
Отец понимал, почему Скарлетт предоставила ему Маррея Боулза. В основном тот, как и его хозяин, промышлял в интернатах Восточного Мидленда, и они часто перевозили своих жертв на съемные квартиры. Двое детей пробыли в плену больше года, и Маррей Боулз прибыл в Торки за год до похищения его дочери.
Возможно, за рулем был и не Боулз, но он мог входить в группу. С момента его освобождения из тюрьмы инспекторы по надзору присматривали за ним раз в месяц по полчаса, но с 2049-го он не навлек на себя подозрений. Согласно статистическим данным и старым уголовным делам, в периоды затишья у таких хищников, как Боулз, это мало что значило. Теперь все преступники оказались в основном вне поля зрения; у полиции и социальных служб появились более важные приоритеты.
Его беспокоило то, что ему не рассказали о Боулзе раньше. Грызла мысль о том, что те четверо, которым он нанес визит, были всего лишь разминкой и что его тайно проверяли и натаскивали в преддверии этого жаркого утра у дома очередного незнакомца. Как и подозревала его жена, возможно, на его шее затягивалась петля «ополченческого» скандала, раздутого фракциями, облеченными властью и связанными с военизированными формированиями. Видит Бог, что у него есть причина здесь находиться, но он не хотел, чтобы его использовали для обычного организованного преследования или очередной педофильской отбраковки. Он не хотел заниматься чем-то, не связанным напрямую с поиском тех, кто похитил его дочь.
По пути на задний двор Отец миновал пластиковую бочку с водой, покореженный сарай, промокавший и высыхавший бесчисленное количество раз. Шпалера отвалилась от крашеной цементной стены. Из-за тянущихся к воде сорняков и корней деревьев терраса стала неровной, как палуба корабля, напоровшегося на черные скалы. Отец перешагнул через раковину, чьи трубы уходили в никуда, и обошел позеленевшие мешки с отходами. У кухонной двери в нос ему ударил запах канализации. Лишь одно окно второго этажа было незашторено.
Отец нашел в рюкзаке подходящий инструмент и, вставив его в щель между рамой и замком, принялся возиться с дверью. За основной обнаружилась вторая, застекленная, но дешевая. Все стекло было в пузырьках и мутных пятнах.
Вскоре он проник на кухню, газовый баллончик в одной руке, фонарик – в другой, и остановился в помещении, длинном и узком, как камбуз на пароме. На сушилке, в раковине и на кухонном столе громоздились горы разномастной посуды. Из упаковок соевой еды была построена шаткая башня. Отец чувствовал запах газа и сырой древесины. За открытой дверью в дальнем конце коридора царила безмолвная темнота.
Сквозь протертый насквозь ковер проглядывали деревянные доски пола. На стенах, усыпанных древними, торчащими словно личинки дюбелями, не было никаких украшений. Интерьер десятилетиями не видел краски или новых обоев.