– У тебя старое представление о браке. Уже давно все не так, – спокойно поспорил Коля.

– Отрицаю сам институт брака.

– Ха! – ему стало смешно. – Прогрессивная какая, ты погляди!

Но она не улыбалась. Только повернула голову к окну, что-то рассматривая. Девушка называла этот взгляд «остановкой времени», когда все рецепторы зрительной функции начинали работать на максимальные сто процентов. «В эти минуты я по-настоящему вижу», – говорила она. Он не понимал, что имелось в виду под этими словами, молча попивая рядом кофе. Однако…

– Если ты так уверена в своих словах, почему грустишь?

– Это не грусть. Это принятие.

И снова он не понял, в чем разница.

Они прогуливались по парку, забредая в самые отдаленные уголки, куда остальные не ходят. Постояли возле небольшого металлического забора, что служил ограждением от ската к реке – зимой склон выглядел ненадежно и шатко, никогда не знаешь, сколько шагов осталось до спуска. И пошли дальше.

Они миновали последний рабочий фонарь, настала пора поворачивать назад. Но Ярослава уверенно шла вперед, в темноту. Все, что знал молодой человек об этой дороге, что впереди кладбище. Так себе место для прогулок.

– Почему ты всегда носишь черное? – вопреки ожиданиям, интересовали его совсем другие вещи.

– Не всегда черное. Иногда серое. Темно-бордовое. Но ты прав, в основном все же черное.

– Вопреки расхожему мнению, общество считает черный – одним из самых ярких и привлекающих внимание цветов.

– Кто я такая, чтобы оставаться в тени? – без толики сомнений ответила Ярослава и поправила съехавший назад капюшон. В длинном дутом пальто невысокая девушка напоминала гусеницу. Угги забавно походили на лапки насекомого. – Да и так проще подбирать одежду на похороны.

Он остановился, не разбирая юмора. Наверное, она еще что-то говорила, просто он не услышал. К чему это сказано? Девушка приняла его молчание за моральное порицание и застонала:

– Ой, да ладно тебе! Это же всего лишь чернуха! Ты еще привыкнешь к моим шуткам, – и хлопнула вязаной варежкой по его плечу. – Самый сок – это про родителей. Друзья всегда сваливали в соседнюю комнату, когда я начинала их рассказывать.

И засмеялась, от души и с детским забавным хохотом.

– Нельзя о таком шутить. Общество порицает подобное…

– Чего ты заладил: «Общество! Общество!». Да срала я на это общество, и на нормы его в том числе. Не нравится – просто не общайся.

Молодой человек пребывал в замешательстве. Это наставление к действию? Она его только что послала? Ничего не понятно.

– Обществу жилось бы гораздо легче, если бы оно меньше обращало внимания на всякую ерунду и побольше заботилось о себе.

– Но существуют же негласные правила.

– Правила созданы, как мы знаем, чтобы их нарушать, – Яра подмигнула ему, приблизившись. – За свои двадцать четыре года я не побывала ни на одной свадьбе. Зато шесть раз была на похоронах. И вот скажи: что пригодилось мне больше – черная водолазка или нелепое бежевое платье с рюшами? – Подумав минуту, добавила: – Если переживать за все и всех, переживалка отсохнет.

Хлопая глазами, она ждала ответных слов. Или не ждала.

Все, что он понял в этот момент, это:

– Ты мне нравишься, – выпалил, не задумываясь.

– Чудной какой, – улыбнулась девушка. – Ты это в какой момент понял? Когда я про похороны рассказывала? Или когда отчитывала?

– Я понял это с того самого дня, как тебя увидел, – он не сказал ничего смешного, но собеседница продолжала улыбаться, искрясь задором. – Никогда не встречал таких людей, как ты.

– Значит, ты видел слишком мало людей. Таких девушек сотни.

– Возможно. Но все они скучные. А ты…