Я лично руководил проектом по облагораживанию. Тогда, ещё в самом начале, я был полон энтузиазма и не экономил энергию и личные силы.

Мы разделяли труд парней и девушек. Пациенты мужского пола работали в основном в столярной мастерской и занимались уборкой территории. Барышни трудились в огороде и швейном цехе, а когда наступали холода, то женский десант перебрасывали в зимнюю теплицу, где на небольшом клочке земли сменяющие друг друга группы развели настоящий ботанический сад.

Довольно быстро я научился с первого взгляда определять среди пациентов тех, кто заехал на день, и тех, кто действительно задумался о переменах в жизни.

Правила у нас были не очень жёсткие: не драться, не ругаться, романы не заводить и следить за временем. В Центре жизнь шла строго по расписанию.

Руководителем я был лояльным. Просьбы пациентов всегда рассматривал, некоторые даже удовлетворял. Всех парней я знал по имени и часто общался с ними вне сеансов психотерапии. А вот разговоры с девушками я сводил к минимуму. Не то чтобы чувствовал пренебрежение, просто они – даже будучи пациентками режимного учреждения – всё равно оставались женщинами, и я не раз ловил на себе заинтересованные взгляды. Так что мне было проще прослыть мужланом, чем давать повод для ненужных страданий.

С коллегами отношения у меня складывались по-разному. Врачи подобрались с претензией: что ни психиатр – то без пяти минут кандидат наук. На меня, сопливого, они смотрели свысока и частенько отвешивали в мой адрес двусмысленные комментарии и спорили по поводу и без. Да и я, если быть честным до конца, не скупился на замечания. С психологами было проще: молоденькие девчонки – только после института – ко мне относились с уважением, и любые мои начинания встречали разве что не аплодисментами.

С годами страсти в коллективе улеглись. Меня стали уважать. Как ни крути, понимали, что со своей задачей я справился: отладил сложный механизм, состоящий из «высокомерных винтиков» и «разболтанных шестерёнок».

От приятных воспоминаний тревога понемногу спадала, и я улыбнулся. Что-что, а хорошим управленцем я считал себя по праву. А что до психотерапии, так мне не обязательно теперь в этом участвовать. Мои коллеги и так неплохо справляются.

О том, что я понемногу начал упираться в потолок, забывая о бескрайнем небе, предпочитал не думать. Не всё ли равно, что стоит за красивыми фразами.

Она приехала в июле.

На первый взгляд ничем не отличалась от других. Заторможенная, немного отёкшая и безразличная. Её звали Анна.

И я не обращал на неё никакого внимания. В последнее время они все слились для меня в одну серую, унылую массу. Алкоголики и наркоманы и те, и другие – в одном лице. Больные гепатитом и ВИЧ, а также те, кому повезло не заразиться. Наглые и забитые. Глупые и образованные.

Здесь, в Центре для реабилитации наркозависимых, не было разницы, к какому социальному статусу принадлежишь. Приехал лечиться, и точка.

Тот день выдался на редкость жарким. Уже с утра солнце припекало так, что дорога плавилась, словно масло на сковородке. Но это не мешало мне наслаждаться первыми рабочими часами.

Я гнал свою красавицу «Инфинити» по загородной трассе под напевы какого-то модного певца и сам подсвистывал незамысловатой мелодии. У меня не было больших планов на этот день, и я полностью растворился в романтических воспоминаниях от проведённого с Наташей вечера.

Из сладких раздумий вывел звонок мобильного. Звонила Лиза, наша молоденькая медсестра. Я включил громкую связь.

– Роман Евгеньевич, доброе утро. Вы где? У нас поступление. Тегельские раньше времени приехали. Без вас не можем принять.