– Да это… Мы ж шутим так. Мы друзья, вот и шутим.
– Никакие это не шутки. И вы не друзья, – Каролина приперла Щеглова к стенке.
Не найдясь, что ответить, Витя молчал.
Каролина продолжила:
– Почему ты не сказал учителю, что Миша толкнул тебя на вратаря?
– Так я ж не стукач! И потом, это же для команды так надо было. Чтобы гол засчитали.
– По-моему, вместо мяча просто использовали твою голову, – Каролина улыбнулась одними губами.
– Я не стукач, – повторил Витя, чувствуя, что ладошки его становятся мокрыми.
– Ты не стукач. Ты трус, – без обиняков заявила девчонка.
Разговор стал совершенно невыносимым.
– Слушай, пойду я, – Витя отступил на шаг, готовясь уйти.
– Постой, – она придержала его за руку. – А ты хотел бы, – она сделала паузу, заглядывая прямо ему в глаза, – чтобы он исчез?
– Кто? – спросил окончательно сбитый с толку Витя.
– Глушков.
– Как исчез?
– Просто взял и исчез? – Она продолжала неотрывно глядеть в глаза.
– Я… я не знаю, – растерялся Витя.
Она отпустила руку.
– Пойду я, ладно?
– Иди, – загадочно улыбнулась она.
Витя отступил еще на шаг, развернулся и быстро зашагал по коридору прочь.
8
Ложась спать, Витя с удовлетворением посмотрел на пустую тумбочку, облегченно вздохнул и погасил свет.
Этой ночью ему почти ничего не снилось, сон был крепок и сладок, и он бы не проснулся до самого утра, если бы не захотел в туалет.
Витя потянулся до хруста в косточках, нащупал под подушкой телефон и вдруг почувствовал: что-то не так. На одеяло падал неяркий зеленоватый свет.
Витя медленно опасливо приподнял голову и обернулся – так, чтобы увидеть стоящую позади тахты тумбочку. И не поверил своим глазам.
Проклятая статуэтка, которую он собственноручно выбросил в мусорный бак, снова стояла на своем месте. С раскрытой клыкастой пастью. С горящими призрачными огоньками глазами.
Это точно сон. Она никак не могла здесь очутиться. Теперь Витя не заорет так, как в прошлый раз. Не опозорится перед Катькой. Надо проснуться. Надо просто себя ущипнуть – и проснешься. Он сможет. Сейчас…
Ущипнул. Видение не исчезло. Еще раз. Не сработало. Третий раз. Не сработало снова.
Витя знал другой способ. Если не можешь проснуться – надо уснуть во сне. Тогда попадешь в другой сон. Если повезет, то в хороший.
И тут он услышал зловещий тоненький смех. Такой неживой, механический, с писклявым металлическим звуком. Как будто смеялся малюсенький робот. Источником звука была статуэтка. Она хохотала!
Клац!
Маленькая ножка сделала шаг по полированной поверхности тумбочки.
Клац!
Еще один шаг.
Жуткая статуэтка двигалась. С ярко горящими выпученными глазками, открывая и с бренчанием захлопывая махонькие зубастые челюсти, раскачиваясь при ходьбе, как на шарнирах, продолжая издавать звуки, напоминающие мерзкий металлический хохоток, она двигалась прямо на Витю.
– К чертям меня отправил? Так я оттуда вернулась! – проговорил сквозь смех отвратительный писклявый голосок.
Это было уже чересчур. На этот раз Витя завопил в разы пронзительней, чем прошлой ночью. Завопил так, что почудилось: еще чуть-чуть – и лопнут голосовые связки.
С этим воплем он вылетел в коридор, споткнулся в потемках о пылесос, наступил на перепуганного не меньше его кота, своротил стеллаж и вломился в спальню родителей:
– Мама!!!
Родители синхронно подпрыгнули на кровати. Папа включил торшер.
– Мама! Папа! Она вернулась! Она смеется! Она разговаривает! Она… – продолжал вопить Витя с выпученными, как у той самой статуэтки, глазами, – она двигалась. Она шла за мной!
– Виктор, молчать! – рявкнул отец.
Витя замолк.
– А теперь, – папа поднялся с постели и деловито натягивал махровый халат, – спокойно объясни, что случилось.