Вскоре Бальзак, неотступно преследуемый кредиторами и рабочими, которым не платят жалованья, спасается бегством к Латушу. Словолитня – единственное стоящее предприятие фирмы – была перепродана. Бальзака сменил в качестве ее владельца сын его возлюбленной Александр де Берни, а она выдала Оноре расписку в погашении 15 000 франков долга. Что касается типографии, то с ней пришлось распрощаться. Родители Бальзака желали любой ценой спасти своего старшего сына от банкротства. Точнее, госпожа Бальзак, иногда проявлявшая к нему ледяную холодность, но в трудную минуту неизменно приходившая на помощь, попросила (без ведома мужа, которому исполнилось уже восемьдесят два года) своего кузена Шарля Седийо, человека волевого и опытного, взять на себя это нелегкое дело, чтобы избежать бесчестья. Седийо уговорил Барбье стать единоличным владельцем типографии, которая была оценена в 67 000 франков; Барбье обязался уплатить эту сумму кредиторам. Родители Оноре приняли на себя все остальные долги. Таким образом, у Бальзака, после того как он на три года окунулся в реальный мир, теперь не было ни словолитни, ни типографии, ни книгоиздательской фирмы – ничего, да он еще задолжал родным 45 000 франков – сумму по тем временам огромную, особенно для людей его круга. Зато он приобрел бесценный опыт: понял, что такое денежные операции, какие смертные муки испытывает затравленный, разорившийся коммерсант, понял, что такое крах всех начинаний. Профессия определяет образ мыслей человека; контора стряпчего и фирма, потерпевшая банкротство, наложили неизгладимый отпечаток на творчество Бальзака.

Тем временем в «небесном семействе» разразилась другая драма. В Вильпаризи распространился слух, будто одна из местных девиц забеременела от восьмидесятидвухлетнего Бернара-Франсуа. Она, по крайней мере, так утверждала, и госпожа Бальзак, которую сам факт очень мало трогал, опасалась, как бы слишком прыткий старец не стал предметом шантажа. За несколько лет до этого Бернар-Франсуа, с присущей Бальзакам откровенностью, писал своей дочери Лоре: «У меня молодая, красивая и пылкая любовница, к которой я привык, она для меня источник радости… Я не чувствую своих семидесяти семи лет; вот каковы мои любовные дела». Надо сказать, что и они входили в рецепт долголетия. Вспоминал ли Бернар-Франсуа о том, что он некогда сочинил «Памятную записку о постыдном распутстве, причиной коего служат юные девицы, обманутые и брошенные в жестокой нужде»?

Госпожа Бальзак просила поддержки у Лоры Сюрвиль.

«С большими предосторожностями я хлопочу о продаже дома (в Вильпаризи), однако ваш отец полностью изменил свое решение. Потребуется вся ваша ловкость, чтобы вновь заманить его в Версаль. Надо запугать его, сделать так, чтобы он боялся вернуться в Вильпаризи, отбить у него всякую охоту даже показываться там. Очень было бы кстати умно составленное анонимное письмецо из Мелена или Мо. Но должен ли он получить его до своей поездки в Версаль? Думаю, что да. В Версале такое письмо уже ничего не даст; с другой стороны, нужно, чтобы письмо прибыло в последнюю минуту, тогда он не успеет до отъезда повидаться с этой особой и не услышит ее объяснений. Впрочем, первоначально твой отец решил оставаться здесь до 10 июля; однако за такой короткий срок трудно найти покупателя на дом. Но ведь никаким другим способом его из Вильпаризи не увезешь! А если он окажется тут во время родов, его как следует облапошат, от старика чего угодно добьются, играя на его самолюбии и страхах».

Семейство Бальзак переселилось в Версаль; теперь они жили на улице Морепа́, в доме номер два, неподалеку от Сюрвилей. Оноре мог вволю размышлять о любви и о стариках. Годы ученичества были для него горькими, но весьма поучительными. «Неудачи не сломили его гордости». Он сохранил «способность встречать бурю с высоко поднятой головой. Его черные глаза сверкали как угли на изнуренном заботами лице. Пусть его порою омрачала грусть, когда он вспоминал о своих неудачах, но в глубине души Бальзак не сдавался. Однажды, проходя по Вандомской площади в обществе Пепена-Леалера и Теодора Даблена, Оноре, поравнявшись с Колонной