Наступила пора холодных рассветов.

В камине потрескивали дрова, обволакиваемые языками рваного пламени. В лампадке курилось эфирное масло бергамота, расплывалось в воздухе пряным ароматом.

Макс сидел, низко наклонившись над бумагами, разложенными на письменном столе и скрипя перьевой ручкой, изливал свои мысли, обращая их в искусство.

Его идеи ложились на бумагу ровными строками, а сам Макс был настолько увлечён работой, что даже не замечал остывший кофе, стоящий рядом и едва начатое письмо, лежащее в стороне.

Время для него перестало существовать, рассыпавшись бисером абстракций. Лишь с каждым часом стопка исписанных листов росла, возвышаясь над зелёным сукном стола.

Вдруг зазвенел колокольчик у калитки. Макс приподнялся, не переставая писать и буквы покосились.

Взывающий звук колокольчика раздался вновь. Макс поставил жирную точку и торопливо вышел на улицу.

– О, доброе утро! – удивлённо воскликнул он, увидев одиноко стоящую Анну, плечи которой покрывала вязаная пушистая шаль, а в руке свисал матовый дождевик.

– Добрый день, – поправила она Макса, – как ваше настроение в столь угрюмую погоду?

– Созерцательное, – ответил он, приглашая Анну войти в дом.

– Ух ты! – выдохнула она, обведя взглядом мягкий сумрак жилища Макса. – Каждый раз ваш дом удивляет меня всё больше! Ваше настроение в такой атмосфере предсказуемо. Я бы на вашем месте тоже сидела, любуясь игрой огня и потягивала искрящийся виски из тяжёлого рокса.

– Что же… – задумчиво произнёс Макс – … пользуйтесь случаем, – и придвинул два кресла к огню.

– Серьёзно? – удивлённо проронила гостья. —Я же так фигурально…

– А почему нет? Я не имею привычки пить крепкий алкоголь в такое время, но сейчас ваша идея кажется мне вполне разумной и было бы глупо от неё отказываться. Присаживайтесь.

Макс достал из кухонного шкафчика едва начатую бутылку и откупорив наполнил на треть два стеклянных бокала.

– Не зря я решила вас проведать. У меня дома как-то пусто. Особенно в такое промозглое утро. Слонялась бесцельно по комнатам, включила телевизор для фона, но он только усугубил это давящее чувство. Вам тут, – она на секунду замолкла, – разве не бывает одиноко?

– В моей жизни одиночество – величина постоянная, лишь проявляется она в разной степени. Думаю, для многих одиночество самый верный и преданный спутник от колыбели до могилы.

А люди, – он заглянул в бокал, искривший огненными бликами, – они не избавляют от одиночества своим обществом, а лишь помогают обрести забвение, искомое многими. Но мне кажется намного страшнее лишиться возможности быть одному. Это неотъемлемая часть прав человека, о которой все почему-то забыли, но это уже вопрос, имеющий социальную природу, а подлинное одиночество… оно внутри нас, – Макс одним глотком осушил бокал.

– То есть вы хотите сказать, что все люди обречены на одиночество? – Анна сделала маленький глоток.

– Так или иначе. Но моя точка зрения далека от объективности. Я сужу по себе: сейчас я одинок не больше, чем раньше. Тогда я был увлечён суетой, чтобы размышлять над этим. Я говорю об одиночестве в мрачных тонах, но не считаю его ни пороком, ни изъяном. Просто оно есть, а его осознание – плод глубинной рефлексии. Это болезненный процесс, но, безусловно полезный.

– … самокопание, – перебила она Макса, – полезно, но всё-таки, небольшими порциями. Тут можно провести параллель с алкоголем: в разумных пределах она даже полезен, но стоит проявить усердие и вас неизбежно ждёт похмелье, которое с годами лишь крепчает.

– Совершенно верно, – согласился Макс и встал, чтобы наполнить бокалы.