Смотровая площадка не могла вместить всех желающих, и девушка с сожалением направилась вниз.

Очутившись на улице, Шарлотта пожалела, что не взяла с собой бутылку питьевой воды. От жары и слепящего солнца она не сразу смогла разобраться в многочисленных монастырских постройках. Экскурсионные автобусы останавливались у смотровой площадки на высоком краю обрыва. Оттуда поток гостей плавно тек к соборной площади по основному проходу, оставляя без внимания многочисленные строения позади колокольни. За площадью начинался пологий спуск к нижней стоянке, где те же автобусы подхватывали туристов, чтобы вернуть на вокзал.

К обеду Шарлотта обошла большинство доступных помещений, посидела на теплой деревянной скамье у роскошного сада – обязательного элемента монастырей, символизирующего райские кущи, купила еще несколько книг с фотографиями и теперь искала подходящее место в тени, чтобы заглянуть в железнодорожное расписание. Вполне приличную тень давало длинное помещение столярной мастерской, куда девушка и направилась, сокращая путь к выходу из монастыря. Съеденный дома завтрак никак не мог считаться сытным, и она давно уже чувствовала усталость и голод. Есть всухомятку румяные монастырские пирожки не хотелось, а другой еды у нее не было. Шарлотта сверилась с путеводителем и продолжила осмотр территории. До поезда оставалось достаточно времени, чтобы насладиться запахом свежих стружек, насыпанных горкой в проходе между мастерской и пустующим двухэтажным строением, значившимся на плане как здание госпиталя XIX века.

Ежедневным послушанием брата Лукаса считалась работа в столярной мастерской, производившей многочисленные предметы монастырской мебели. Среднего роста, светловолосый и сероглазый, ничем не примечательный брат Лукас обладал изрядной физической силой, которую, впрочем, не спешил показывать посторонним. Оставаясь наедине со столярными инструментами, он играючи поднимал длинные церковные скамьи и тяжелые дубовые столешницы, но стоило проникнуть в помещение чужому взгляду, как сила Лукаса куда-то пропадала, и он становился совершенно заурядным мужчиной, устало переставлявшим готовые стулья и с натугой волочившим стенку будущего шкафа.

К полудню в окна столярной мастерской заглянуло ласковое солнце. Брат Лукас беседовал с человеком в спортивной куртке и светлой полотняной кепке. Монах стоял спиной к стеллажам, забитым рубанками разной длины, молотками и какими-то замысловатыми инструментами, о назначении которых его не сведущий в плотницком деле собеседник мог только догадываться. Впрочем, гость был настолько поглощен разговором, что не замечал ни горячих солнечных лучей, припекающих через окно его спину, ни горьковатого запаха древесины, ни золотистых стружек, покрывавших пол.

В отличие от него, занятый работой брат Лукас иногда бросал взгляд на приоткрытую дверь, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Веселое чириканье воробьев сообщало о том, что за порогом никого нет.

– Тебе приказано немедленно сворачивать работу и уходить, – настаивал гость.

– Я почти закончил. Еще один день, и возвращаюсь, – почти беззвучно отвечал монах, аккуратно срезая рубанком золотистую стружку.

– Ты можешь отдать мне документы, чтобы уйти налегке.

– Нет, Марис. Документы спрятаны не здесь, а я не могу покидать мастерскую в неположенное время. Я заберу их, когда буду уходить, и привезу тебе сам.

Желание доставить добытую информацию лично было вызвано отнюдь не честолюбием Лукаса. Он вполне доверял Марису, но интуитивно чувствовал, что в этот раз надежнее будет все сделать самому. Собеседник, уловив его решимость, не настаивал.