И утро восходит в сиянии новом

над жизнью – волной в океане суровом…

УЛЫБКА №3

И поставил я в сердце

с невеселою шуткой

балаган без актеров

на ярмарке жуткой.

Ф.Г.Лорка

ПРОЗРЕНИЕ

* * *

Сегодня мне приснился дождь

прозрачно-голубой,

он ждал, когда же ты уйдешь,

чтоб взять меня с собой.

И свет неверный за окном

мерцая, пропадал;

и было как-то все равно -

я тоже молча ждал.

Неслышным шелестом листвы

смеялся черный куст

над громким уханьем совы,

над фальшью наших чувств.

Твой лес не спал, и ждал ответ,

пронзенный тишиной.

И вздрогнул я, услышав: «Нет,

твой путь совсем иной».

И ты ушла, забыв куда,

к истории другой,

и таяла небес вода

прозрачно-голубой.

* * *

Осень.

На темных висках проседь,

в попутчики зонт, перчатки,

и бросить зарядки.

Весна.

Опьянение слаще вина,

закипает в крови цвет-дурман -

я с утра снова пьян.

Июль.

Очень поздно ложусь и встаю,

в море брошена груда огней,

и постель из камней.

Зима.

Передуманы мыслей тома,

перекроены наспех в слова,

и болит голова.

ВДВОЁМ

Пустой квартал. Забитый дом.

Ушли хозяева и гости.

Я знаю все, что будет после,

я помню, что было потом.

Трепещет тело под дождем

продрогшим от воды нарядом,

стоит со мною кто-то рядом,

и скоро вместе мы уйдем.

Уйдем по лестнице наверх,

где будем пить и веселиться,

чтоб после средь кварталов скрыться,

и разнести свой хриплый смех

по улицам пустым и гулким…

А позже всхлипнет грязный вечер

из дыма закопченных труб,

и будут все топиться печи,

сжигая наш с тобою труп

в промозглом тёмном переулке…

* * *

Чужие мое время гложут,

рвут друг у друга из когтей,

вползая из-под грязной кожи

питаться гнилью новостей.

Свидетель дрязг и полусплетен,

я поселюсь в норе сырой,

в больших кварталах незаметен,

лишь только вхож туда порой.

Паук с печальными глазами

совьет узор для потолка,

и будет забавляться пламя

с ночной одеждой мотылька.

С мышами буду жить бок о бок,

с луной лежать на гамаке,

среди бутылок, ржавых пробок

на старом затхлом чердаке.

Сокровища свои укрою

от глаз чужих. И лишь тогда

вечерней позднею порою

спускаться буду иногда.

* * *

Шаг за шагом, от рассветов

к темным крохотным ночам,

от вопросов и ответов

чтоб никто не замечал.

Наизусть запомнить роли,

позабыв свой сладкий звук,

и привыкнуть к тихой боли

от свиданий и разлук.

И родиться неприметно,

там где лес или река,

и прожив легко и бедно,

улететь за облака.

* * *

Заберите мое сердце,-

я болею им так долго

злым недугом иноверца

с кровью загнанного волка.

Неба черного пустыня

не спасает от проказы,

и костлявая богиня

скоро выполнит заказы.

Сколько бурь в руках клокочет,

сколько рек глаза умыли

в эти сломанные ночи

этой самой страшной были!

Где лежу я как младенец

мертворожденный и хилый

среди черных полотенец

под покровом темной силы.

Так пронзите мое сердце,

и умойтесь горькой влагой,

а доспехи иноверца

пусть сгниют над алой плахой!

* * *

Руки мои из дерева,

в шрамах, шипах и ссадинах.

Все что любил – потеряно,

все что искал, не найдено.

Голос хрипит, корёжится

словно кряхтенье ворона,

чёрные мысли множатся

в чреве заката скорого.

Пальцами оловянными

переверну страницу я,

ночью предстанут равными

тени с живыми лицами.

В черных зрачках проколотых

козыри переменятся,

и на губах из золота

яда узор запенится.

Странных причуд не ведая.

день заморочит голову…

Всё, что любил, то предал я,

только уже по-новому.

Моя душа из дерева,

дерева злого сада,

там, где изба затеряна,

и из голов ограда…

* * *

Бледные безрадостные ночи,

где же ваших сказок колесницы?

Как вы утаили между строчек

то, что может в будущем присниться…

Почему застыли карусели

что кружились в вашем звездном гроте,

иль все раздали ожерелья

дня жестокого чумной работе?

Мои сны все чаще, тяжелее,

поселились в них тоска и злоба,