Таким образом, если не абсурдно, то, по крайней мере, ошибочно говорить о системе Гегеля как о панлогизме. Строго говоря, это собственное имя только для Логики: там, несомненно, разум есть все и во всем. Однако считать, что разум является самой жизнью и центром вещей, является для философии кардинальным пунктом – постулатом, который должен вдохновлять ее на первые и последние шаги и направлять ее во всем. Но Логическая Идея, если она поставлена вначале, сначала ставится лишь как предпосылка, которую задача человеческого разума разработать и организовать. Если это ключ, который должен объяснить природу и сделать ее понятной, то это ключ, который был получен только в процессе – долгом процессе, – посредством которого человек поднялся от своего естественного происхождения – никогда, однако, не расставаясь с ним – к рассмотреть и понять себя и свое окружение. Способность «чистого мышления», являющаяся предпосылкой изучения логики, является результатом постепенного развития, в ходе которого животное чувство росло, метаморфизировалось и превращалось в свободный разум и добрую волю, способную к различение и исполнение универсального и вечного. Таким образом, в «Логике» система конструирует чистую Идею – идеальную вневременную организацию мыслей, или λόγοι, на которой зиждется все познание реальности – алмазную сеть, которая не позволяет ничему вырваться из своих сетей: в «Философии природы» она пытается соединить в единство и непрерывность – фазы и частичные аспекты, которые физическая вселенная представляет в постепенном воплощении центральной истины: а в «Философии разума» она прослеживает шаги, посредством которых просто естественное существо становится моральным и эстетическим идеалистом, в котором человек приближается к божеству.

Действительно, фундаментальная аксиома Гегеля состоит в том, что действительность разумна. Но действительность – это не видимость, временные фазы, последовательность событий: это видимость, укорененная в своей сущности, последовательность, сконцентрированная (но не утраченная) в своем единстве. В этих пределах есть место для так называемой иррациональности. Ибо, когда люди высказывают что-то иррациональное, они имеют в виду лишь то, что их практический разум применил бы другие методы, чтобы прийти к определенным выводам. Фактически, они судят по своему ограниченному пониманию, а не по ex ordine universi. В конце концов, доктрина Гегеля – это всего лишь еще один способ констатировать сохранение наиболее приспособленных; и оно подвержено такому же заблуждению со стороны тех, кто использует свои личные цели в качестве критериев суждения.

Так же есть разум – есть Идея – в Природе. Но оно существует только для художника, религиозного человека и философа; и они видят это соответственно глазами гения, силой веры и мыслью разума. Они видят это с точки зрения абсолютного – sub specie quadam aeternitatis. Следовательно, Природа представляет Идею – это непокорный вопрос: или, если непокорность предполагает положительную оппозицию, скажем, скорее, область, в которой Идея не может проявиться цельной и ясной, где единство должно быть навязано и вчитано в него. факты. Наука, говорит один писатель, представляет собой идеальную конструкцию: она предполагает абстрагирование от неровностей и неравенств: она сглаживает и сублимирует грубый и несовершенный материал в более округленное и совершенное целое. Его объектом, который он называет реальностью, является нечувственная, незаметная реальность: то, что можно было бы с таким же успехом назвать идеальностью, если бы и здесь народное воображение не искажало это слово в субъективном смысле, обозначая частные и личные идеи. студента.