– А почему вы исключаете ту возможность, что я труп просто случайно нашел?

– Кто может подтвердить, что так оно и есть на самом деле? Есть у вас хоть один свидетель этому?

– Не знаю.

– Вот видите: вы не знаете, чего и следовало ожидать! А если бы…

– Искать свидетелей – не моя работа, – перебил Назаров горячность следователя. – Послушайте, Игорь Андреевич, если вы пришили целую статью, если я в ваших глазах обвиняемый, то почему мне до сих пор не дали адвоката? Я, между прочим, здесь уже третью неделю нахожусь.

– Ошибаетесь, Владимир Сергеевич, вы здесь не по чьей-нибудь милости, а только по своей собственной, не иначе! А хороших адвокатов у нас нет – перевелись все. А плохой вам и самому не нужен, разве я не прав?

От внезапно накатившей на него обиды Владимир готов был заплакать прямо при Пономареве. Почему с ним так обращаются? Зачем выбивают признания, если и сами прекрасно знают, что ему не в чем признаваться? Интересно, есть ли действиям Пономарева какое-нибудь научное название в процессе следствия?

– Да. Вы правы, Игорь Андреевич. Но я же имею право на защиту?

– Имеете, не спорю. Но сперва давайте перейдем к делу, Владимир Сергеевич. Итак, вы по-прежнему будете утверждать, что раньше никогда не знали убитого гражданина Михалевича?

– Никогда.

– Хорошо, допустим. Но, однако ж, вы убили его. Что вас побудило убить его? Назовите мотивы преступления или, так и быть, мотив.

– Я не буду отвечать без своего адвоката! – Владимир перешел в наступление. – Либо вы мне предоставите защиту, либо я молчу!

– Вот: «молчу»! А в принципе, вам есть что сказать. Но не хотите говорить – что ж, это ваше право. А, я понял, Владимир Сергеевич: вы заговорите в присутствии адвоката. Хорошо. Я предоставлю вам защитника – вытащу его из какой-нибудь помойки, но при том условии, что вы признаете свою вину.

От такой наглости Владимир обалдел. Глаза у него вдруг заблестели каким-то нездоровым блеском, в носу защекотало. Захотелось вдруг зарыдать в голос и не останавливаться. Он весь затрясся. Его внезапно объял невообразимый ужас.

– Это невозможно, – закричал он, – невозможно! Я никогда на это не пойду!

– Почему же нет, Владимир Сергеевич? Я ведь ради вас стараюсь. Знаете ли вы, что признание вины смягчает приговор?

– Чьей, чьей вины, скажите мне, наконец? Как хотите, я ваши условия не приемлю!

– Что ж, мне все равно, это вам надо, – Пономарев начал собираться. – Я по-прежнему буду настаивать на вашей виновности и все улики обращать против вас. А улики, поверьте мне, будут, я обещаю. Я от вас теперь долго не отстану.

Глава 5

Такие женщины, как Катя Назарова, Самохину, конечно, нравились и на жизненном пути не попадались давно, но раньше Кати в душу окружному прокурору запала еще одна женщина, Дарья Кирилловна Киселёва, ныне находившаяся в заключении в том же СИЗО «Матросская тишина», что и Владимир Назаров. Справедливости ради надо, однако, сказать, что однажды Олег Дмитриевич предложил ей свободу в обмен на одну простенькую услугу, вот только Дарья Кирилловна предпочла скорее послать нахала восьмиэтажно и пойти на нары, чем марать свое тело, личность и репутацию как в тюрьме, так и на свободе. Киселева, как и Назаров, тоже принадлежала к числу тех несчастных, чье дело находилось под личным надзором Самохина. Дарью Самохин выставил чуть ли не маньячкой; она обвинялась в убийстве из хулиганских побуждений, хотя на самом деле убила человека в состоянии аффекта, защищаясь. У Дарьи ранее уже были проблемы с законом: первый раз, лет десять назад, она была осуждена на семь с половиной лет с конфискацией за большую экономическую махинацию. Отсидела шесть, освободилась по амнистии и вскоре вышла замуж. Сейчас она читала любовный роман, и когда надзирательница ей сообщила, что к ней пришли, Дарья отложила книгу и вскинула на вертухайшу удивлённые, строгие глаза. Дарья вообще была хороша собой: шатенка с матовой кожей и властным взглядом. Она не курила и за это, видимо, заслужила уважительное к себе отношение со стороны сокамерниц. К тому же она была отнюдь не глупа, поэтому к известию о посетителе отнеслась настороженно: