– Уф! – Володя сел, растирая лицо ладонями. – Который час?

– Пять.

– Утра или вечера?

– Вечера.

– Ну я еще три минуточки посплю… – И упал, засопел.

И так каждый раз. До того ему нужно выпить «для настроения», а на самом деле для храбрости, после – поспать, для восстановления сил. Одни и те же «солнышко», «лапочка», надрывные вздохи в самое ухо и скоропостижный финал.

И почему он? Пай-мальчик, тихоня, отличник и маменькин сынок, почему не Сергей, не Мурад? Тоже судьба? Фортуна? «Не боится повернуться задом, потому что подлостей не ждет». Это Сергей написал, все еще строчит стихи и в своей школе милиции первый и признанный поэт. «Нам везенья от нее не надо. Мы большой выносливый народ».

Народу, может быть, и не надо, а вот людям без него плохо.

Не появился принц, о котором мечталось в шестнадцать. Ни на белом коне, ни на белом «мерседесе» не приехал.

Все по– прежнему. Ничего за четыре года не изменилось, та же влюбленная троица: Володя, Сережа, Мурад, только замуж до сих пор лишь Сергей зовет.

А за Мурада, пожалуй, пошла бы. Рисковый стал Мурад, наглый, наверное, тем и интересен. Отец его по мелочам ворует, сидит на своем складе готовой продукции и тащит оттуда матценности. То ящик, то вагон. Посадят его рано или поздно. И Мурад выучится, займет заботливо приготовленное папой место и тоже станет воровать, и его тоже посадят. Но скорее поздно, чем рано, потому что он умный и наглый, а за наглость у нас уважают.

Бред, казалось бы, чушь полнейшая. Жизнь с вором, нет, даже не с вором – с расхитителем, но зато жизнь. Риск, страх, хоть какие-то чувства, эмоции, страсти. А с этим вот сусликом натуральное болото. Тягучее, зыбкое, бескрайнее болото.

Можно, конечно, бросить все, к чертовой матери, взять бритву, влезть в ванну… нет, скучно. Выйти из окна, а лучше с крыши, а еще лучше из самолета, чтобы хватило времени насладиться ощущениями.

– Вставай. – Инара потрясла Володю за плечо. – Скоро мама с работы придет, а сыночка дома нетути…

Он вскочил, поприседал, энергично размахивая руками, открыл наконец глаза:

– Какая мама? У меня на шесть собрание актива, – взялся натягивать разбросанную по всей комнате одежду, – черт, рубашка помялась, погладить бы?

– А ты надевай и побегай вокруг кровати, она от пота намокнет и распрямится, а потом польешь одеколоном…

Надел. Правда, бегать не стал. Застегнул пиджак на все пуговицы, повязал галстук – незаметно почти.

– Поесть ничего нет?

– Бананы в холодильнике.

– Не хочу бананов, как ты можешь питаться одними бананами?

– Люблю я их очень. – Она сладко потянулась под одеялом, раздумывая, принять душ сейчас или поваляться еще немного. Спешить некуда – отец опять в командировке, Сергей обещал зайти в восемь, можно и поваляться. – Активу от меня пламенный привет.

– Все шутишь? – Володя придирчиво поправил пробор перед зеркалом, полюбовался собой, понравился себе. – Кстати, у нас на факультете актовый зал ремонтировать собираются, ищут художника, нужно панно нарисовать во всю стену. Хочешь, я тебя порекомендую, нормально заработаешь. Изобразишь домны там, новостройки, пару ракет или ракету и спутник, книжек побольше, пшеницу можно, красиво будет. Ну и людей – человека четыре с хорошими такими лицами, ты же умеешь…

– Какое, скажи, отношение имеет ваша юриспруденция к домнам и спутникам?

– Но красиво же, а потом кто из нас художник, придумай что-нибудь другое: звезды, зверей, грибы-ягоды. Берешься или нет? С деканом разговаривать?

– Нет, Вова, не хочу…

– Я же просил, никогда не называй меня Вовой! – Обиделся, порозовел, кулаки сами собой сжались, лицо – чисто партизан на допросе. – Володя, Владимир, Замятин, наконец. Зови меня по фамилии, если…