Шагая вслед, Ольга Павловна отметила про себя, до чего же юн этот внимательный рабочий.

– Ты из этого цеха? – спросила Ракитова, хотя вопрос мог показаться и глупым: что ему делать в чужом цехе.

– Да, – кивнул паренек. И указал Ольге Павловне на лестницу, ведущую под самый потолок.

– А фамилия?

– Бойко! – крикнул он.

И зашагал прочь, как бы давая понять: болтать праздно некогда, надо работать.

Кабинет начальника цеха оказался довольно большим. На столе селектор. Перед глазами хозяина кабинета – ряд телевизионных экранов.

Щукин, седой, высокий, со шрамом на переносице, был в чистой синей рубашке с короткими рукавами и отложным воротничком. Он, видимо, помнил Ольгу Павловну по прошлым посещениям, потому что протянул ей сильную загорелую руку с наколкой-якорем выше запястья и предложил:

– Присаживайтесь, товарищ Ракитова.

И хотя внешне начальник цеха выглядел спокойно, но, кажется, приход помощника прокурора его все-таки насторожил.

– Ну как? – спросила Ракитова. – Все у вас сегодня вышли?

Разговаривать здесь можно было не повышая голоса: шум из цеха почти не проникал.

– Почти все… Есть, конечно, отдельные несознательные… А большинство вышли.

– И кто же эти «несознательные»? – поинтересовалась Ольга Павловна.

Включился селектор. Щукин нажал кнопку, и из микрофона раздался женский голос:

– Когда же, наконец, подвезут изоляцию, товарищ Щукин?

– Уже везут, везут. Работайте, – ответил начальник цеха.

– Что я, юбкой своей буду обматывать?

– Не базарь, – урезонил Щукин невидимую собеседницу и прервал связь. – Вот видите, – обратился он к помпрокурора. – Из-за несознательных страдает производство. Кто-то не вышел на складе, а наши бригады простаивают.

– А у вас в цехе сколько человек не вышло? – поинтересовалась Ракитова.

– Четверо.

– Почему?

– Один квартиру получил. Переезжает. Как будто это нельзя в другой день… Я бы отгул потом дал. Хоть на три дня!

– Еще?

– Другой автомобиль чинит… Вот так и получается, своя рубашка ближе к телу. На завод, на план плевать. Не понимают, что конец квартала.

– А как профсоюзная организация?

– Что скрывать, сам член профкома. – Щукин вздохнул. – Да, мало мы еще воспитываем в людях сознательность…

Ольга Павловна хотела пояснить, что имела в виду, как относится профсоюзный комитет к сегодняшней работе. Но передумала.

А Щукин продолжал:

– Не волнуйтесь, меры примем… Не понимаю я таких. Завод им – жилье, путевки, ясли, а они? Психология какая: побольше взять, поменьше отдать…

Снова позывные селектора. И, когда послышался голос Самсонова, Щукин, хотя и сидел на стуле, словно бы вытянулся по стойке смирно.

– Как идем? – спросил директор.

– По графику, Глеб Артемьевич. – Начальник цеха пододвинул к себе бумажку с колонкой цифр: – Уже триста восьмой вышел…

– Уложишься?

– Разобьюсь…

– Разбиваться не надо. Уложись.

В динамике что-то щелкнуло.

– Вот вам ответственность! – сказал начальник цеха, кивая на селектор. – Директор работает, а слесарь, видите ли, прохлаждается на рыбалке…

«Между прочим, еще неизвестно, кто прав», – хотела возразить Ольга Павловна. Но снова ничего не сказала. И спросила:

– У вас в цехе парнишка работает. Бойко…

– Ну? – подозрительно посмотрел на Ракитову Щукин, видимо соображая, что бы такое мог натворить подросток.

– Сколько ему лет?

– Семнадцать, кажется. – Начальник цеха все еще выжидал, что же скажет помощник прокурора.

– Еще кто-нибудь из подростков сегодня трудится? – спросила Ракитова.

До Щукина, кажется, начало что-то доходить. Он поерзал на стуле, переложил зачем-то бумаги с места на место и осторожно произнес:

– По-моему, у нас больше нет таких зеленых… Из ПТУ идут в другие цеха, менее ответственные.