Убегая от смерти, почти ощущая затылком ее стылое дыхание, разве время думать о чем-то постороннем? Кар думал. Быстрым аллюром проносясь вдоль безлюдных улиц, он как будто впервые видел их: достоинство древности, застывшей в веках, как застывает схваченный морозом водопад, утративший движение и голос, но непобежденный; шумливую грубость и недолговечность, живущие здесь ныне. Кар думал о колдунах. О тех, кто жил здесь прежде, кто строил дворцы и разводил сады, кто осквернял землю и возмущал небо колдовством. Истинные люди были им рабами. Колдуны убивали ради забавы мужчин, насиловали женщин и пили кровь младенцев – Кар знал это с рождения, с рождения стыдился и ненавидел свой род. Но сегодня… Пусть он проклятое отродье, лишь по недосмотру оставленное в живых, но сегодня не он лгал и убивал под покровом ночи. Истинные люди, чья кожа и волосы светлы, попрали все, чем хвалились при свете дня. Кто знает, в чем еще они лгали? От страха и сомнений шумело в голове, смятенные мысли вытесняли одна другую. Но в глубине души за шумом и растерянностью поднималось странное облегчение.

Приближалась городская стена. Кар пустил кобылу шагом. Небо на востоке только начало светлеть, ворота откроют не скоро. Нужно где-то затаиться до утра. Завидев слабо светящиеся окна трактира, Кар свернул туда.

Он спешился, и, несмотря на поздний час, тут же подбежал слуга. Передавая повод, Кар с опозданием вспомнил о деньгах. Их не было, как и подходящей для путешествия одежды, припасов, оружия… Короткий придворный кинжал с самоцветами на рукояти стоил дорого, но продавать его Кар не хотел. Украшений при нем не было – только золотое кольцо с изумрудом в форме звезды, материнский подарок. Много ли выручишь за него среди ночи?

Но дама Истрия и в панике не теряла головы. В переметных сумках Кар обнаружил овес, кожаную флягу и увесистый кошель – и пожелал матери тысячи благословений. Небрежно бросил слуге:

– Оботри ее, накорми, но не расседлывай. Я выеду рано.

Слуга, парень немногим старше Кара, понимающе кивнул. Что-то бормоча под нос, повел лошадь к конюшне. Кар пересек двор. Запах жареного мяса, лука и хлеба защекотал ноздри, и в животе опять заурчало. Не смешно ли – думать о еде, находясь на волосок от смерти?

Кар толкнул дверь, та сразу открылась. Медный колокольчик звоном сообщил о новом госте. В большой комнате с закопченными стенами, несколькими дверями и внушительной стойкой, за которой виднелась открытая дверь на кухню, стоял дружный храп. Кар удивленно замялся, но тут же понял: из-за праздников не осталось свободных комнат, вот постояльцам и приходится коротать ночь прямо в обеденной зале.

Одни спали, уронив голову на тяжелую столешницу, другие – на руки. Иные растянулись, как на кроватях, на широких деревянных скамьях у столов. Судя по одеждам спящих, большинству было не впервой ночевать кое-как, так что и скамья могла сойти им за хорошую постель.

Бодрствовали всего двое – в дальнем конце зала, за столом с тремя бутылками вина и блюдом, полным костей. Эти двое казались увлеченными беседой. Один имел вид торговца, род занятий второго Кар затруднился определить, но суровое лицо, виднеющийся из-под раскрытого плаща панцирь и лежащий на столе меч говорили о нраве далеко не мирном.

На звон колокольчика оба оглянулись – и хмель тут же выветрился из их глаз. Пальцы торговца сложились в охранный знак. Кар замер на пороге.

Живя при дворе, он привык к опасливо-любопытным взглядам, но положение брата-принца защищало надежней доспехов. Теперь – слишком поздно – Кар понял. Никогда он не сможет скрыться в толпе. Двое за столом видят сейчас колдуна. Колдун в сердце Империи может быть лишь один. Сообразят ли это полупьяные торговцы?