– Ворон Чеслава особенно велик, – Паоло, наконец, тоже подавший голос, сжал губы, размышляя, – Но с такого расстояния сложно сказать однозначно. Тем более, не забывайте – в Великобритании такие птицы водятся тоже.

– Кроме того, ему надо было переместить Курка сюда, точно зная день и час, когда и мы окажемся тут, а это уже, думаю, из области фантастики, – Винс, уверенно кивнув, мельком глянул в след скрывшемуся ворону и махнул рукой, – К черту эту птицу. Идемте, дорога нас зовет, да и идти осталось еще весьма прилично.

***

Угрызения совести мучили ее. Да, она не сделала ничего особенного – просто сообщила своему давнему и не слишком приятному знакомому, где искать меч, могущий лишить силы даже самого могущественного из ныне живущих магов. Самого могущественного… ее родного сына. Что, если именно это и задумал Чеслав, что, если своей целью он вновь, как и прежде, избрал его? Альберта… Антуана.

Она тяжело вздохнула, постукивая пальцами по столешнице. Свое обещание оборотень исполнил – она осталась невредимой, была сопровождена его клевретом до своего дома, и даже была предоставлена сама себе, оставлена без дополнительной слежки! Но легче от этого почему-то не было.

Она хотела жить, она не хотела умирать – желание вполне понятное и совершенно объяснимое, однако… не достойное матери.

С Альбертом Альжбета не ладила. Она прекрасно знала, как относится к ней сын, как он презирает ее за принятое некогда решение отдать его в богатую семью, продать его, и не могла обвинять его в этом. Быть может, на его месте она и сама бы вела себя так.

Она даже не знала, известно ли сыну, что в этом мире, обычном, не переделанном его силой, мире, она все еще жива. Он не интересовался ей, он никогда не считал и не смог бы вновь счесть ее матерью, да и она, говоря начистоту, далеко не всегда думала о судьбе отданного в семью де Нормонд сына, но… Все-таки когда-то именно она дала ему жизнь, она произвела его на свет. Разве не должна была она теперь пойти на смерть, лишь бы защитить его?..

С другой стороны, Антуан взрослый человек. Если он не хочет знать ее, то почему она должна думать о нем? Он уже давно даже не Антуан, он – Альберт де Нормонд, сын Натали и Гийона! Не ее сын. И в то же время, ее.

Альжбета тяжело вздохнула и, окинув взглядом столешницу, протянула руку к пучку гусиных перьев, нужного ей и для магии, и для готовки. Сейчас ей было нужно только одно.

Несколько слов, написанных на маленьком листочке, плотно обернутом вокруг нижней части пера, – послание сыну, просьба, на которую он мог и не ответить. Она еще раз вздохнула и, подбросив перо в воздух, сильно дунула, тотчас же начиная что-то поспешно шептать.

Перо упало… и исчезло, испарилось, отправляясь по нужному адресу.

Женщина закрыла глаза. Как будет разговаривать с сыном, она представляла слабо.

…Альберт сидел за столом в каморке, когда на столешнице перед ним внезапно образовалось гусиное перо с очень бросающейся в глаза запиской на нем. Позади него, на кушетке, валяли дурака Андре и Людовик, уже начавший приходить в себя после дозы ненависти и даже способный терпеть присутствие дяди; в гостиной должна была находиться Татьяна с Анри – семейная идиллия казалась нерушимой, даже не взирая на все еще не готовое противоядие, и все еще больного Дэйва. Нарушена она оказалась, на взгляд великого мага, очень грубо.

– Эй, – он оглянулся через плечо, привлекая к себе внимание сына и племянника, – Прервитесь на минутку. Я получил послание.

Молодые люди недоуменно переглянулись. Людовик пару раз стиснул эспандер, Андре дернул себя за серьгу в ухе – никто из них не знал, кто и каким образом мог бы передать послание их старшему родственнику, и оба терялись в догадках.