«Ага, ну, ну, просто такой, как он, там не нужен».

Барселона – самая густонаселенная этими тварями, которые умудрились окружить себя лучшими из лучших, чем создали атмосферу вседозволенности. Но об этом старательно умалчивают, так как боятся попасть в немилость и лишиться всего, что уже имеют.

– Ага, либо она нашла одного из этих тварей, оседлала, и теперь сыночку предоставили все привилегии, – добавляет Оливер, чем вызывает общую неприязнь.

– Не будь таким придурком, Оливер! – замечает Селена – обладательница нетипичной внешности в наших краях. У нее темная кожа и такие же темные глаза, цвета неразбавленного виски. Ее родители переехали сюда из штата Юта, когда девочке было около десяти. По слухам, ее отцу предложили хорошую должность в торговой отрасли.

– Что? Это всего лишь предположение! Когда мы были на командных играх в Мадриде, на нас толком и не взглянули! Потому что судьи сливали нас постоянно, пихая карточки, кажется, во все дыры! – сокрушается парень.

– Оли, угомонись, девочкам не обязательно об этом знать, – спокойным голосом останавливает речь друга Андрес.

– Почему же? Мне, правда, это интересно. – Обращаю его взгляд на себя.

– Зачем? – серьезно, спрашивает парень.

– Наверное, потому, что ни один из нас не хочет оставаться здесь? Но и боится последствий принятия неверного решения, уехав. – Остальная компания молчит, слушая нас.

– Ты права, вам стоит знать о последствиях такого решения! Многие из игроков остальных команд не были простыми людьми, калеча всё, что попадалось им на пути. Тренер просто не выпустил нашу команду с ними на поле, чему я отчасти рад! – Кажется, я слышу звуки шока друзей, которые нас окружают.

– То есть даже не стоит и пытаться? – не успокаиваюсь я.

– Не могу ответить на твой вопрос, так как сам сдаваться я не намерен. Ведь здесь меня ничто не держит!

И это, пожалуй, для многих очевидно – Андрес так и не смог обрасти привязанностью к своим приемным родителям, возможно, возраст сыграл большую роль. Как-то раз, еще в школе, он мне сказал, что нельзя полюбить вопреки желанию. И какой бы сильной ни была его благодарность, ему всегда казалось, словно он портит им жизнь. Поэтому отстраненность Андреса к приемным родителям имела свой вкус – не открыв сердце, никогда не сможешь почувствовать боли.

Наконец-то на нас перестают обращать внимания, и ребята вновь возвращаются к обсуждению местных сплетен. Я слушаю их в пол уха, параллельно думая о своем, но всё чаще начинаю замечать, как взгляд Андре задерживается на мне явно дольше, чем позволяют правила приличия. Может, показалось? Но нет же… вот опять его глаза встречаются с моими. И, черт возьми, мне это нравится! Почти случайно я проскальзываю пальцами по вороту рубашки, чуть больше приоткрывая грудь. Мне жарко от его взгляда, но и, скажем, от погоды тоже.

Тут Оли проходит по мне взглядом, привлекая всеобщее внимание громким возгласом:

– Лои, ты где раньше прятала эти сокровища?! – присвистывает этот озабоченный придурок.

– Может, стоит чуть чаще смотреть выше задницы, Оли? – с легкой ухмылкой отвечаю я, на что он изображает удивление.

– Крошка, а разве есть что-то выше задницы?

Звенит колокольчик в кофейне, возле которой мы столпились, и все поворачиваются на звук.

– Я вам за болтовню плачу что ли? – как обычно верещит мистер истеричка.

– Просим прощения, синьор Рубен. Мы не видели друзей после того, как они вернулись. Уже бежим! – хватая меня под руку, кричит Адриа.

Когда-то я тоже испытывала уважение и некую неловкость по отношению к людям, сейчас же мне плевать. Причина? В свои двадцать я вынуждена работать здесь вместо того, чтобы сидеть в аудитории за партой, отчего моя вера пошатнулась. Ведь даже пару лет назад нам бы дали выбор из предложенных университетов, городов, профессий. А сейчас всё иначе…