Прорвав завесу, Тьма охватила девицу целиком, заполнила сладостным ядом, как трепетный хрустальный сосуд. Несколько минут – и приговор будет приведен в исполнение.

Демоны мрака! Данн тут ничем не поможет. Все кончено, хоть со стороны пока незаметно. И потому белобрысый еще заламывает руки в глупой надежде.

Почему это произошло? Куда делся крепкий барьер, призванный стоять на защите святая святых – человеческой души? Отчего так ослаб, что дал трещину? Много, много вопросов… Чужих, не его. Маггвардия во всем разберется.

Неприятная мысль скрутила живот: скорее всего, защитный барьер треснул неспроста. Такое редко, но случалось – из-за наследственных хворей и слишком смелых магических экспериментов. И был еще один вариант, самый гадкий…

– Эй, сир, вы куда?! – вскрикнул парень, едва Рэдхэйвен начал подниматься с колен.

Данн на него не смотрел – как примагниченный, пялился на пухлую, добела закушенную губу. Зачем-то бросил скупое «Прости» и опустил невесомую голову на траву. Попытался встать, да только чуть рядом с девицей не завалился, измазав остатки одежды в местной грязи.

– Что за?.. – дернул ногой, не желавшей распрямляться. Что-то его не отпускало.

Данн распахнул плащ, покрутился, пытаясь понять, за что зацепился брюками. И обнаружил на ткани целых пять намертво сжатых тонких пальцев. Тьма ее раздери! Девчонка держала крепко, моля об одной единственной попытке.

Черные пушистые ресницы дрогнули. Из-под приоткрывшихся век появились бледно-зеленые глаза, исполненные такой муки, что холодом пробрало.

Нет, она не просила. Не жаловалась. Просто смотрела с ужасом, не понимая, что с ней творится. Не осознавая еще, что умирает.

Захотелось вдруг соврать малодушно. Обнадежить, что завтра утром доставучая зараза проснется в собственной постели. Что сможет снова наслаждаться рукоделием, журналами, пением птиц… Или чем там девицам в этом возрасте наслаждаться положено?

– Хорошо, – ответил Данн скорее себе, чем девчонке. – Я попробую.

Шикнул злобно, и любопытствующую толпу отбросило еще на пару метров. Ему нужен воздух и пространство.

Посмотрел на девчонку строго, безмолвно упрекая в том, что она втягивает его в Варх знает что. Она тут же захлопнула веки, избегая укора. Обмякла, удрав в спасительный обморок, оставив его наедине с проблемой. Зараза.

Данн пробежался пальцами по вороту платья, слишком легкого для промозглой погоды. Бессердечно вырвал с мясом несколько пуговиц, освобождая задыхающееся горло. Вернул правую ладонь на горячий затылок, левую разместил между ключиц. Вот так, кожа к коже. Он знал, что делать, но от этого было не легче.

Даннтиэль звал, и Тьма откликалась. Сначала неохотно, а потом с жадным, алчущим энтузиазмом: она давно ждала этой встречи. Странный, никому не слышный диалог…

Черные вены, опутавшие девчачьи руки до самых плеч, пульсировали, шевелились. Скользкими змейками тянули хвосты к бледной шее. К точкам, которых касались пальцы мастера. Сворачивались в клубки и концентрировались смертельным сгустком в ложбинке между ключиц.

Во что он ввязывается? Во что он, Тьма его побери, ввязывается?!

К гхаррам… Или сейчас, или уже никогда. Совсем никогда. Данн резко выдохнул и впился в нежную шею губами.

Едва он коснулся тонкой кожи, девчонка вынырнула из обморока. Вскрикнула, всплакнула судорожно и вся затряслась.

– Отпусти! – прорычал Данн настойчиво, предвкушая поток боли, который вот-вот заструится по его венам.

Как он позволил себя в это втянуть? Уже ведь не так молод, как в академические годы, чтобы участвовать в сомнительных экспериментах.

Но отступать было поздно. Темная сладко-горькая мерзость послушно вытекала из юного тела и впитывалась ему под кожу. Почти сразу же она растворялась, пропадала, оставляя после себя лишь тоскливую боль.