И он с берега прыгнул в реку. Недолго думая, я скинула с себя грязные джинсы и майку, и прыгнула следом.
Сразу вода показалось очень холодной, и я поспешила переплыть на песчаную косу. Выбравшись на горячий песок, я разлеглась на нём, подставив тело ласкающим солнечным лучам.
– Олеся, иди к нам! – позвали ребята, – Вода такая тёплая!
Я решила повторить попытку и снова окунулась в реку. Горбыль, словно обнял меня и успокоил. Мне больше не было холодно, и я радостно поплыла к ребятам. Нам было весело. Мы играли в догонялки, брызгались, ныряли, раскачивались на ветках подломанной берёзы, висячей над водой и просто плавали на перегонки. Мне удалось несколько раз выиграть, помог опыт в бассейне. А потом, уставшие и посиневшие, мы разожгли костёр на берегу. Достали взятую из дома провизию и с аппетитом набросились на еду. Когда большое огромное солнце коснулось горизонта, окрасив редкие облака в розовый, мальчишки вдруг начали травить байки. Вот тогда-то я впервые узнала о ней. О местной ведьме.
С рождения любознательная и любопытная, я сразу заинтересовалась этой историей, попросив ребят, рассказать о ней как можно подробней. Они, в свою очередь, не упустили возможности, попугать нас, рассказав и про гроб, в котором она спала и про мертвечину, которой питалась и про то, что маленькие дети пропадают в селе.
– Она их тоже ест, наверное, – вкрадчивым голосом, прошептал Санька.
Мы не заметили, как стало темнеть и хвойный лес переставая быть привлекательным, стал пугающе недружелюбен. Крик кукушки с березняка, вызывал мурашки, а уханье проснувшейся совы, дикий страх. Мы быстро погасили остатки костра и поспешили вернуться в деревню. По пути все молчали, напуганные надвигающейся темнотой и собственными рассказами. Сердце в груди стучало сильнее обычного, повсюду виделись какие-то тени, слышались шорохи. Легче стало только, когда въехали на окраину села, и увидали возвращающееся с пастбища стадо коров и пастуха на коне.
–Ух, – выдохнул Санька, успокаиваясь. Он так нажимал с испугу на педали, что совсем выбился из сил, добравшись до села. Теперь он ехал медленнее.
Завидев меня, навстречу выбежала бабуля. Она была встревожена.
– Господи, Олеся! – всплеснула она руками, – Отец уже пошёл за джипом в часть, чтобы тебя искать на Горбыле!
– Все хорошо, ба. Мы просто не заметили, как время пролетело, – как бы извиняясь, сказала я и обняла её за худенькие плечи, – А мамуля дома?
– Да. Она отдыхает. Ступай. Там на столе твои любимые пирожки с черёмухой. А я пойду отца успокою! – и она заторопилась к воинской части.
Оказавшись в безопасности, среди уютных и родных стен, я поспешила в комнату к маме. Она лежала бледная на белоснежной простыне и уставшими глазами смотрела на икону Спасителя. Впервые я заметила, что она похудела и стала как будто бы меньше. Страх снова вернулся ко мне.
– Мамочка, – закричала я и кинулась её обнимать, – Мамочка, не умирай! Не бросай меня!
– Что с тобой, доченька, – дрожащими руками, она с силой прижимала меня к груди, – Всё хорошо, Олеся. Я просто устала и прилегла отдохнуть.
– Ты правда не умрёшь? – снова спросила я, из глаз прыснули слёзы.
– Нет конечно! Что за мысли у тебя? Как я могу оставить мою единственную и любимую доченьку! – слова прозвучали музыкой, и я успокоилась, плотнее прижимаясь к самому дорогому человеку.
– Мам, а правда, что в селе злая ведьма живёт? – неожиданно, спросила я.
– Правда, дочка. И я советую тебе, не приближаться к её дому.
– Почему?
– Нехорошая она. Сглазить может.
Я хотела расспросить у мамы всё, что она о ней знает, но в это время вернулась бабушка и отец, и мне пришлось выслушать от предка очередную порцию нравоучений. Я знала, что не права и потому покорно слушала и кивала головой.