– Ну, а как там у вас в Прилепах? Что с конезаводом? – перехватил инициативу у Петра генерал Муратов.

– Всё неплохо, я даже сказал бы – прекрасно! Сейчас там у меня тридцать коней, много орловских. Прямые потомки тех, что выведены графом Орловым-Чесменским на Хреновском заводе в Воронежской губернии. Месяц назад прикупил я на этом Хреновском конезаводе за восемьдесят тысяч трёх коней. Одного жеребца Антония и двух кобылок-маток, Эсмеральду и Крали. Уже перегнали в Прилепы. Жеребец свою родословную ведёт от самого Бычка, а тот от Сметанки, так что будем ждать хорошее потомство, скоро на лучшие ипподромы выйдем, – с удовольствием и гордостью рассказал Николай Никитич.

– А что это за жеребцы такие, Сметанка и Бычок? Чем они так знамениты? – заинтересованно спросила Ольга.

– Сметанка был арабским скакуном и основателем породы, купленным за огромные деньги, за него заплатили шестьдесят тысяч серебром. Он того стоил, высокий и крепкий красавец. Когда граф Орлов его приобрёл, то побоялся морем отправлять и приказал везти сушей. Охраняли его больше двух десятков солдат и слуг. Турки выдали охранную грамоту и приставили янычар, все ехали верхом, а коня конюх вёл в повод. Шли через Румынию, Молдавию, Венгрию, Польшу, ну, и так далее, не дольше пятнадцати вёрст в сутки. Везде караван на границе встречали местные власти, выделяя военную специальную охрану. По прибытии в Россию вместе с другими лошадьми был окроплён святой водой, и в честь его прибытия отслужили краткий молебен. После смерти конь оставил четырёх сыновей и одну дочь, а его скелет был помещён в музей. Вот такой был скакун, – с удовольствием рассказал голова. Было видно, что эта тема ему близка и интересна.

– Да, удивительно, некоторые кони оставляют после себя память большую, чем некоторые люди, – улыбнувшись, сказала графиня.

– Бычок – это Бычок! В 1836 году этот удивительный гнедой конь, рождённый на Хреновском заводе, пробежал в Москве на скачках три версты за пять минут сорок пять секунд и поставил мировой рекорд того времени. После скачек его купил один из коннозаводчиков за огромные деньги – тридцать шесть тысяч рублей. После этого с большими предосторожностями перегнал к себе на конезавод для поднятия потомства, – вновь доложил Добрынин.

– С такими познаниями и такими настроениями вскоре вы, Николай Никитич, затмите славу графа Орлова-Чесменского и прославите тульскую землю. Прилепы станут одним из мест, где существуют лучшие конезаводы, а память о вас переживёт поколения благодарных потомков. О вас ещё неоднократно напишут многие, с прославлением ваших заслуг, – с улыбкой заявил Муратов.

– Стремимся, стараемся, но возраст у меня, сами понимаете, немалый, думать о вечном надобно. Для детей стараюсь и для родного края. В этом вы правы. Бог даст, Прилепский конезавод многие поколения переживёт, вот тогда и вспомнят обо мне добрым словом, в церкви свечку поставят, спасибо скажут. Бог – не Микишка, у него своя книжка. Что мы всё о конях да о конях, давайте вернёмся к вопросу молодого человека. Так что вы желаете, Евграф Михайлович? – уточнил Добрынин.

– Хотелось бы ему на сумму дополнительного вознаграждения приобрести землю под усадьбу и саму усадьбу начать строить. Специально уточнил цены в Суходольском приходе, вблизи усадьбы Астебное, хорошая земля сейчас идёт по пятьдесят-шестьдесят рублей за десятину. Там многие земли вами, уважаемый Николай Никитич, скуплены. Не могли бы уступить какой-нибудь хороший участок по милостивой цене? Евграф Михайлович заслужил пользой нашему краю! – неспешно и уверенно заявил начальник жандармского управления.