Полковник и дочери сдались – как всегда. Мир и покой в доме – что может быть важнее?

Наступил день свадьбы, и все шло без сучка и задоринки. Денек выдался превосходный, венчание было на редкость торжественным, за столом произнесено множество прекрасных тостов, из которых, разумеется, самым прекрасным был тост полковницы. Она написала очень красивое стихотворение, и его спели за столом под специально сочиненную капельмейстером музыку. Полковой оркестр играл марши, поражая гостей столичным разнообразием репертуара: к каждому блюду – новый марш. Особенно отличился трубач: запустил такую высокую ноту, какой в Карлстаде, наверное, и не слыхивали.

Гости, пока сидели за столом, наперебой хвалили еду, музыку, молодых и их родителей и пребывали в самом радужном настроении.

Но вот съеден праздничный обед, кофе выпит, уже поднялись из-за стола… и тут всеми овладело неодолимое желание потанцевать.

За стол сели в четыре. Все было хорошо и умело организовано, прислуживали бесчисленные служанки и лакеи, и в результате управились к семи, намного раньше, чем ожидала полковница. Может показаться странным: двенадцать перемен, тосты, застольные песни, марши, а застолье продолжалось всего три часа. Полковница втайне надеялась, что встанут из-за стола по крайней мере в восемь, но надежды не оправдались.

И что же? Времени всего семь часов. До полуночи гостей надо чем-то занять – раньше не разъедутся, можно и не мечтать.

Гостями овладело уныние. Пять долгих, скучных часов…

– Если бы потанцевать… – вздыхали они втихомолку.

Все уже знали печальную новость. Полковница на всякий случай предупредила загодя: танцев не будет.

И куда деваться? Час за часом сидеть за столом, как истуканы, и вымучивать темы для беседы.

Девушки, проходя мимо зеркал, грустно поглядывали на свои воздушные светлые платья, на белые шелковые туфельки – и то и другое создано для танцев. Надеялись, наверное, что полковница отменит свой странный запрет.

Думаю, все знают: когда надеваешь такое платье и такие туфельки, желание потанцевать возникает само собой. Ни о чем другом и думать не хочется.

И конечно, молодые лейтенанты Вермландского гарнизона – разве может кто-то превзойти их на балу? Нет и не будет партнеров желаннее. Зимой было много балов, и совсем непросто было выманить одного из этих красавцев на танец. Но сейчас, летом, не так уж много возможностей потанцевать, и лейтенанты сами с вожделением поглядывали на юных фей. Их тоже можно понять: не часто увидишь в одном месте так много красивых девушек. Весь цвет Карлстада.

И что за странное решение? Собрать в одном месте молодых людей и юных красавиц и не позволить им потанцевать!

Заскучали не только молодые. Гости постарше охотно полюбовались бы, как веселится, скачет и кружится в танце молодая поросль. А так глянуть не на что. Что за нелепая прихоть? Музыка – лучший оркестр во всем Вермланде. Танцевальный зал – поискать. Уму непостижимо почему бы не поплясать?

И знаете, эта Беата Экенстедт, при всем своем несравненном очаровании, большая эгоистка. Думает только о себе. Наверное, посчитала, что ей-то самой в свои пятьдесят танцевать уже вроде бы неприлично, и теперь из-за нее молодые люди должны весь вечер подпирать стены…

Полковница прекрасно чувствовала растущее недовольство. Для нее это было страшным испытанием. Она, славящаяся своими веселыми и щедрыми приемами, должна смириться с мыслью, что не только завтра, но и послезавтра, и через месяц, и через год будут вспоминать эту свадьбу с отвращением – мол, ничего тоскливее в жизни не видели.

Она постаралась пригласить известных в Карлстаде рассказчиков, сама изобретала остроумнейшие реплики – ничто не помогало. Ее не слушали. Даже самые скучные и невзрачные тетушки, обычно глядящие ей в рот, отворачивались. Наверняка судачат: ох уж эта полковница. Сама небось рада до обморока, что выдала дочь замуж, так почему бы не порадовать и гостей, не дать молодым поплясать? Да и не только молодым, мы бы тоже, глядишь, тряхнули стариной.