Не успели сыновья ответить на мой вопрос, домашний учитель попросил разрешения рассказать еще кое-что о Гатенйельме. Я согласился. Тем более он заверил, что его история в высшей степени подтверждает мою оценку этого негодяя.

Оказывается, тело Гатенйельма после его смерти – а прожил он недолго, ему и тридцати не было, – захоронили в церкви в Онсале. Похоронили с почестями. Мало того, представьте только этот дикий парадокс: его похоронили в похищенном им мраморном саркофаге, когда-то принадлежавшем датскому королю. И в ту же ночь на кладбище появились привидения. Долго жители не выдержали – отвезли саркофаг на пустынный островок в шхерах и там захоронили. В церкви воцарился мир и покой, но рыбаки рассказывали, что, как только они приближались к этому острову, оттуда доносились леденящие душу вопли и стоны, а пенные валы заливали чуть ли не весь остров – и это в штиль! Представьте, сказал учитель, море-то вокруг было совершенно спокойным! Ясное дело, души убитых и утопленных Гатенйельмом моряков и купцов поднялись из своих могил в морской пучине, чтобы отомстить разбойнику за свои мучения. К этому загаженному морскими птицами скалистому острову лучше не приближаться.

Но случилось так, что одного из рыбаков все же занесло в те места. Дело было темной ночью. Внезапно баркас его закружило в водовороте. Он закрыл лицо рукавом от плевков ледяной пены и в ту же секунду услышал громовый голос:

«Иди на хутор Гата в Онсале и скажи жене моей, чтобы послала три пучка ореховых прутьев и две можжевеловые дубины!»

Прост, который до этого вполуха слушал очередную историю с привидениями, нетерпеливо заерзал – ну сколько можно?

Ротмистр предостерегающе поднял руку.

– Любезный брат понимает: ослушаться приказа бедный рыбак никак не мог. Как и вдова Гатенйельма. Она приготовила самые крепкие ореховые прутья, вырезала можжевеловые дубинки потолще и приказала батраку отвезти все это на остров.

На этот раз прост сделал куда более энергичную попытку прервать рассказ – ему не терпелось поведать свое приключение. Но ротмистр только улыбнулся:

– Я читаю ваши мысли, любезный брат. Должен признаться, история вызвала скепсис и у меня, но прошу дослушать. Вы и сами понимаете, этот парень, батрак из Онсалы, оказался не робкого десятка. Да, наверное, и преданность покойному хозяину сыграла роль, иначе он ни за что не взялся бы за такое предприятие. Короче, пустился он в путь. Издалека еще увидел: волны бьются о берег так, будто на море шторм, хотя не было ни ветерка, а с острова неслись отчаянные вопли. Парень покидал свою поклажу на берег и поскорее отгреб от острова.

– Почтенный брат мой… – начал было прост.

Но ротмистр был непреклонен.

– Отгреб-то он отгреб, но недалеко – его разбирало любопытство – что же будет дальше? И не напрасно – не успел он оказаться на безопасном расстоянии, в остров ударила высоченная волна, разбилась в пенные брызги, и снова с берега долетел шум битвы, сопровождаемый яростными возгласами. Продолжалось это недолго. Внезапно все стихло. Море отступило, и волны, как по команде, перестали штурмовать могилу Гатенйельма.

Батрак собрался уж было в обратный путь, но его остановил громовый торжествующий клич:

«Греби в Гату и передай любезной супруге моей, что смерть Гатенйельма не остановит. Он всегда выйдет победителем!»

Прост, скучая, дослушал и поднял глаза на ротмистра – к чему тот пересказал эту явно выдуманную историю?

– И когда учитель закончил свой рассказ… – продолжил ротмистр и посмотрел в глаза пастору. – Когда учитель закончил свой рассказ, я с прискорбием обратил внимание, что сыновья мои прониклись сочувствием к этому негодяю и убийце, мало того, едва ли не восхитились его стойкостью и мужеством. И тут же подумал – вся история ничего общего с истиной не имеет. Как тогда объяснить, что отец мой, ничуть не уступавший Гатенйельму ни в храбрости, ни в воинском азарте… как объяснить, что отец мой позволил вору забраться в его могилу, украсть перстень? Вы же помните эту историю… Вещь, которой он более всего дорожил? Значит, не было у него власти помешать или хотя бы как-то досадить негодяю.