Довольный Энгль спрятал пергамент, и они направились вперёд, под горы.

Тор никогда не думал, что когда-нибудь окажется в таком месте – под миллионами фунтов камней и милями земли над ними, под потолком, который может в любой момент обвалиться. У него должно было быть спокойное будущее без всяких странных событий. Дети с ровными линиями жизни жили примерно так же, как дедушка Тора, который всю жизнь копался в саду и никогда не выходил за пределы Эстрели. Хорошая, уютная жизнь.

А теперь возможно всё… даже преждевременная смерть. По его спине пробежал холодок.

Впрочем, если Тор мог позволить себе оставаться хоть чуть-чуть оптимистом, то предположил бы, что изменение линии жизни просто говорит о том, что он может изменить своё будущее. Если Тор найдёт Ночную Ведьму и уговорит её снять проклятие, то создаст себе новую линию жизни. На которой будет больше вершин, чем в Разбойничьей гряде.

Но Тор не был уверен, что ему удастся уговорить Ночную Ведьму хоть на что-нибудь, даже если им и удастся её найти. Он читал её историю столько раз, что уже давно сбился со счёту.

И он отлично понимал, что его ждёт.

Они прошли следующие несколько миль в полной тишине, нарушаемой лишь урчанием в животе Энгля, которое с удивительной точностью отсчитывало пятиминутные интервалы. Когда они добрались до первого правого поворота, Тор с облегчением выдохнул, надеясь, что поход во тьме почти закончился. Но туннель тянулся дальше.

Вскоре Энгль начал вздыхать, явно расстроенный тем, что нет времени перекусить. Или, может быть, ему было скучно. Так или иначе, он стал жаловаться на всё вокруг – на плесневелый запах, пыль, маленькие камешки, иногда падавшие с потолка прямо на голову, как град. Когда он перестал ворчать из-за туннелей, его острый взор тут же нашёл себе другой объект.

– У тебя что-то в волосах, Мельда.

Девочка не ответила.

– Оно ползает.

– Пусть ползает.

– Оно светится.

– Пусть светится.

– Оно…

– Слушай, заткни уже себе рот мятным рулетом и избавь нас от своего дурацкого писклявого голоса!

После этого он наконец замолчал и с радостью сунул в рот мятный рулет. Но Энгль был прав. В волосах Мельды действительно что-то было – и едва заметно светилось.

Через несколько секунд Мельда снова заговорила:

– М-м-м, ребята?

– Да? – спросил Тор.

Она сглотнула.

– Это прозвучит невероятно глупо.

– Ну и не ставь тогда себя в дурацкое положение, – сказал Энгль.

На мгновение в туннеле стало тихо, и Тор был готов поставить все дублоны в своём рюкзаке на то, что Мельда кинула на Энгля разъярённый взгляд.

Его друг драматично вздохнул.

– Ну, чего там?

– Так. – Она прокашлялась. – Я на самом деле до сих пор ничего не вижу, и, возможно, глаза меня просто обманывают, но стены… они точно не двигаются?

Тор ждал, что Энгль сейчас фыркнет или ответит что-нибудь грубое, но вместо этого тот очень тихо сказал:

– Они двигаются.

Они резко остановились. И тут Тор заметил, что в едва заметном свете, исходящем из волос Мельды, трещины в стенах немного напоминают очертания существ с кривыми носами и длинными, гнутыми, как древесные корни, пальцами. Он вдруг вспомнил песенку о горных троллях, которую Роза любила напевать, когда была маленькой. Он прищурился, пытаясь вспомнить слова. Какое-то предупреждение. О зубах?..

Мельда ахнула.

На стенах вдруг стали видны не только трещины: там открылись глаза. И Тор сразу понял, из-за чего именно блестят эти глаза, учитывая, как долго он знал Энгля…

Голод.

С криками, эхом разлетевшимися по туннелю, ребята бросились бежать, хотя почти ничего не видели, а бежать могли только вперёд. Когда они добрались до развилки, Мельда сумела вспомнить, что поворачивать надо направо, а Тор рискнул оглянуться через плечо.