– Головастик, ты только посмотри, – сказал я.

Он мельком глянул, но то ли ничего не заметил, то ли решил, что ничего удивительного в этом нет. Он снова погрузился в свой странный мир, отрешённо уставился в пол и медленно жевал сэндвичи с сардинами.

Я наклонился и пощупал один из листочков у своих ног. Я легко сорвал его и положил в рот. Должен же я был проверить, прежде чем потерять сознание от изумления.

Лист рукколы был острым и очень свежим. И совершенно настоящим. Поднос выпал у меня из рук и опрокинулся на пол. Головастик мельком глянул на него, и снова погрузился в пучину собственных мыслей.

Я метнулся в просторный зал столовой. Эдвин, как всегда, сидел за столом в толпе своих поклонников. Они захихикали, когда я приблизился, но он шикнул на них.

– Можно с тобой поговорить? – спросил я.

– Конечно, Грег. Что случилось?

– Не здесь, – ответил я. – Это очень важно.

Эдвин встал и пошутил, сказав что-то вроде того, что мы отправляемся порезвиться на цветочном лугу. Все прыснули со смеха. Если бы это сказал я, никто бы даже не улыбнулся. Но, повторюсь, у Эдвина была способность всё превращать в шутку. Он может сказать, что твоя бабушка только что умерла, и ты будешь смеяться, сам не зная почему. Эдвин в полном недоумении пошёл за мной следом в коридор, куда выходили двери столовой.

– Дружище, что случилось? – спросил он. – Слушай, я понимаю, что тебе туго пришлось сегодня. Я лично сорвал все картинки, которые тут были развешаны.

– Да я не об этом, – перебил я его. – Что-то странное происходит со мной. Уже произошло. У меня такие странные ощущения. Не могу описать… Как будто теперь я могу всё что угодно. Понимаю, что звучит тупо, но мне кажется, что у меня возникла… не знаю… сила… что ли.

– Оу… – сказал Эдвин. – Грег, чувак. Это называется уверенностью в себе! Просто она до этого крепко дремала в тебе.

Он протянул палец, чтобы шутливо ткнуть меня, но я перехватил его руку.

– Я серьёзно, без шуток! – крикнул я.

– Хорошо, просто успокойся, – сказал Эдвин, и его улыбка погасла. – Может быть, это скачок адреналина, потому что ты осознал, что чуть не умер вчера? Типа, раз уж я пережил нападение медведя, то всё остальное мне под силу. Так?

– Да, может быть, – признал я. – Но… я же Бельмонт!

– И что?

– А то, что, ты сам знаешь, я уже много раз был на волосок от смерти, – пояснил я. – Например, прошлым летом мы с папой попали в аварию. Из-за коровы (Честно. Долго рассказывать). Или три года назад, кода папа чуть не спалил весь дом, пытаясь приготовить варёного гуся на обед. Или…

– Хватит, я понял, – сказал Эдвин.

Он всегда начинал скучать, если я принимался рассказывать бесконечные истории о злоключениях семьи Бельмонтов. Он считал, что наша уверенность в собственной невезучести и есть причина всех проблем – самовнушённое пророчество, вот как он это называл.

– Давай по-быстрому сыграем в шахматы, – сказал он, доставая телефон. – Если у тебя всерьёз развиваются новые силы, то у тебя появится шанс обыграть меня. Других шансов у тебя просто нет.

– Да ну тебя, не смешно.

– А я и не шучу, – ответил Эдвин.

Я кивнул, но потом вспомнил, что испытания и не нужно.

– На самом деле у меня уже есть доказательство того, что происходит что-то странное, – сказал я. – Иди за мной.

Я отвёл Эдвина в конец столовой. Там всё ещё сидел Головастик, жуя свой сэндвич и не обращая на нас внимания. Я ткнул пальцем в рукколу, росшую из плиток рядом с диванчиком.

– Она выросла только что по моему желанию, – сказал я. – Силой мысли. Не знаю, как это получилось, но это сделал я. Наверняка.

И потом произошло нечто странное. Выражение лица Эдвина полностью поменялось. Но это не было удивление или смущение. И это не было недоверием или хотя бы восторгом. Скорее это было беспокойство. Казалось, что вид этих растений доставил ему больше беспокойства, чем если бы он узнал, что его родители потеряли всё семейное состояние, поставив на то, что Chicago Bears выиграют наконец второй Суперкубок.