Сердце заколотилось, вторя этим ударам. Арчи взглянул на часы – начало третьего. Он осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, поднялся с кровати и на цыпочках вышел в коридор. Мягко ступая по ковровой дорожке, приблизился к входной двери, и тут в нее снова постучали. Постучали с такой силой, что Арчи ощутил у себя на щеке движение воздуха. Он сдвинул в сторону металлическую пластину, закрывающую глазок, и облегченно выдохнул, увидев Профессора.

– Доброй ночи, Профессор, – сказал Арчи, открыв дверь.

Тот хмуро зыркнул из-под бровей и рявкнул:

– Какой, к чертовой матери, доброй! – и протиснулся в прихожую.

Арчи поспешил включить свет.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Он еще спрашивает! – возмутился Профессор. – Потащил бы я свой застарелый геморрой только затем, чтобы подоткнуть твое одеяльце, как думаешь, Эйнштейн?! Конечно, что-то случилось! Немедленно одевайся, нам нужно торопиться!

Немного растерявшись от такого напора, Арчи дошел до комнаты, но сообразил, что это ни к чему.

– Да, в общем, готов.

– Тогда какого лешего мы еще тут топчемся! – вскинулся Профессор. – Марш вперед!

– В лаборатории что-то случилось? – обмирая, поинтересовался Арчи, но поймал бешеный взгляд Профессора и разумно решил воздержаться от глупых вопросов.

Он мог бы бежать по лестнице и быстрее, но, поскольку впереди тяжело переваливался по ступенькам гневно пыхтящий Профессор, приходилось время от времени задерживать шаг, чтобы случайно не наступить тому на пятки.

Дряхлые «жигули» стояли у самого подъезда. Арчи несколько дернул за ручку, но дверца не открывалась. Пришлось ждать, пока Профессор устроится на водительском месте и изнутри откроет заклинивший замок. Двигатель несколько раз чихнул, но все же завелся.

– Сработала сигнализация в камере, – уже более или менее спокойным тоном объявил Профессор, лишь немного повышая голос, чтобы перекрыть шум в дребезжащем на полном ходу салоне. – Если верить показаниям, новичок вышел.

– Что значит «вышел»? – у Арчи неприятно засосало под ложечкой и, кажется, покраснели уши. – Куда вышел?

Профессор покосился в его сторону и хмыкнул.

– Не куда, а откуда. Из сна он вышел, молодой человек, из сна.

– Но как? Ведь процесс погружения – необратим! – Арчи осекся. – То есть вы так всегда говорили.

Старик промычал нечто невразумительное и приник грудью к рулю, щурясь сквозь заиндевевшее лобовое стекло. Так он и молчал до того момента, пока не припарковал машину во дворе дома в квартале от входа в парк. Профессор выключил зажигание и повернулся к Арчи.

– Самостоятельно выйти невозможно. Почти невозможно. Есть одна хитрость, но я не представляю, кто мог о ней узнать. Так что этот вариант мы пока не учитываем. Поэтому… – он потянулся, открыл бардачок, достал оттуда черный матовый пистолет и протянул его Арчи, – держи.

Арчи поерзал.

– Ты чего? Бери.

Он отстранил руку, сжимающую ствол.

– Эх, чистоплюй, – вздохнул Профессор, покачал головой и уверенным движением засунул оружие под брючный ремень, накинув сверху свитер.

– Вы стрелять собрались? В кого?!

Профессор издал крякающий звук, жестом позвал следовать за собой и вылез наружу.

Когда международная группа ученых из молодой фармацевтической компании «Феникс» объявила о создании и серийном производстве новой сыворотки, замедляющей процесс старения человеческого организма, Триумвират Российский объявил на него государственную монополию. Никакой свободной продажи в рознице – только централизованные госзакупки у «Феникса» и распределение среди граждан. Впервые был провозглашен принцип социальной справедливости: кто лучше работает, тот дольше живет. Каждой профессии и должности присвоили коэффициент общественной значимости, в соответствии с которым каждый гражданин по итогам года получал свою четко отмеренную дозу долголетия. Арчи помнил, как мать слушала последние новости по ТВ, зло фыркала, а потом не выдержала и замысловато выругалась, чего в присутствии сына обычно себе не позволяла. «Помяни мое слово, мальчик, это только начало», – со вздохом произнесла она. И, как это часто бывало, оказалась права. В соответствии с принципом социальной справедливости самые высокие коэффициенты получили чиновники. Следом за ними выстроились рядовые служащие. Прочие наемные работники, в том числе и мать Арчи, могли рассчитывать лишь на самую мизерную прибавку к сроку дожития.