Благородный пансион. Двери Фортуны
В 1828 году Мишелю исполнилось четырнадцать лет. Лермонтову сильно повезло, что он родился 3 октября, а не 3 сентября. В последнем случае в пансион он вряд ли бы попал. А если бы он появился на свет 3 августа или даже 31 августа – то не попал бы на все сто процентов. Судьба? Судьба! «Опоздание» на месяц позволило ему проскочить в готовые захлопнуться двери Фортуны. Конечно, московский пансион смешно сравнивать с Царскосельским лицеем, где учился Пушкин. Хотя такие сравнения постоянно делаются. Лицей открылся в 1811 году, как раз за год до Отечественной войны. Царскосельский лицей был создан для детей аристократов, это было лучшее учебное заведение в стране. С замечательными учителями, с лучшей на тот момент методикой преподавания, с индивидуальным подходом к ученикам. Из Лицея выходили в высшие сферы, там воспитывались будущие государственные деятели. Программу этого учебного заведения разработал друг Столыпиных Сперанский, который мыслил по-государственному и знал, что первоклассных специалистов нужно пестовать с детства. Среди питомцев Лицея был не только поэт Пушкин, но и целая плеяда прославившихся впоследствии политиков, дипломатов, ученых.
Университетский благородный пансион был основан в 1779 году, и в нем первоначально также обучали детей из знатнейших семейств. В нем воспитывались Василий Жуковский, Александр Грибоедов, Владимир Одоевский, Дмитрий Фонвизин, Александр Тургенев и многие другие. Но время расцвета пансиона миновало. После Отечественной войны знатные семейства не слишком жаловали разрушенную Москву, детей они тоже предпочитали обучать в Петербурге. А в 1825 году пансион вызвал личное неудовольствие Николая I: многие его воспитанники оказались в рядах декабристов. Кто виноват? Система обучения: слишком много свободы. Николай Павлович посетил пансион в 1826 году, аккурат после казни пятерых декабристов, и тут же сменил все руководство – чтобы больше было порядка и меньше вольнодумства. Реформа в 1828 году, когда туда попал Миша Лермонтов, еще не обезобразила черты этого пансиона, но привилегий он лишился. Так в послевоенной Москве этот очаг знаний потерял популярность, и, созданный для воспитания высшей знати, пансион стал использоваться для обучения подрастающих дворян из семейств, не принадлежащих к высшему свету, московских и провинциальных, и последних было даже больше. Теперь провинциальная знать, мелкая для Петербурга, ездила «образовываться» в Москву. Родителями, думавшими о хорошем образовании детей, пансион ценился и за то, что был чем-то вроде приготовительного отделения Московского университета, то есть пансионеры без хлопот сразу переходили из одних учебных стен в другие – университетские. А те, что не желали учиться дальше, получали «стартовые» чины десятого – четырнадцатого классов и право производства в офицеры. В этом-то и была притягательность пансиона: молодой человек имел после него приличествующее положению в обществе образование и чин. Бабушка выбрала пансион, потому как чин Мишеньке будет обеспечен, а Лицей – далеко, да и как еще приживется там ее «захудалый» внук рядом с детьми вельмож, если он вообще туда попадет. Лучше не рисковать. Неудача 1827 года ясно показала: она была права, в Лицей Мишеньку точно бы не взяли.
Экзамены 1828 года Михаил Юрьевич сдал хорошо. И поступил вместе с Володей Мещериновым в старший четвертый класс. Всего классов было шесть. Большинство воспитанников жили на полном пансионе, то есть в пансионе спали, ели, проводили досуг, но Лермонтов был своекоштным студентом: в пансион его привозили утром и забирали после шести часов вечера. Поэтому в классе близких друзей у него не образовалось. Да он и не особенно пытался сблизиться с одноклассниками. Напротив, соблюдал дистанцию. Этому есть объяснение: даже мальчиком он не стремился первым свести знакомство, ему казалось, что так он навязывается, делает себя смешным, теряет собственное достоинство. Мальчики более простые и открытые этого не понимали, им казалось, что Лермонтов «важничает». Иногда, в ответ на шуточки, он вел себя соответственно.