Это было нам на руку – перед визитом к Грезецким мы как раз хотели посетить завод, дабы задать пару связанных с делом вопросов, которые пришли мне в голову уже поутру.

Направившись к конторе, я невольно окинул взглядом завод – грязный двор, краснокирпичные стены, обросшие кривыми пристройками рабочие бараки вдали. Я вздохнул и опустил взгляд к земле.

– Что такое, Виктор? – Ариадна с интересом посмотрела на меня. – Вы впали в какую-то задумчивость. У вас появились мысли о деле?

– Нет, – помотал я головой. – Просто вспомнил сахарную фабрику. Знаешь, бараки тут очень похожи. Почти одинаково выглядят. И внутри там наверняка все так же, как и у Кошкина. Да и на всем заводе тоже.

– Мысль, что Жоржика похитили рабочие, кажется мне весьма маловероятной. Считаю, что данный завод не относится к нашему делу.

– В том-то и дело, что не относится. – Я пожал плечами. – Вот сейчас мы проведем расследование, найдем Жоржика в каком-нибудь местном борделе, вручим Кротовихиной и уедем отсюда. И все.

– И? – уточнила Ариадна, кажется, искренне пытаясь понять, к чему я клоню.

– Ты не понимаешь, – бросил я и прекратил разговор – все равно мы уже поднимались по ступеням фабричной конторы.

Первый этаж встретил нас деловитым стуком печатных машинок. Два десятка человек работали в зале. Вдоль их столов вышагивал Орест Генрихович. Управляющий явно был зол. При виде нас он вздрогнул. Затем, взяв себя в руки, шагнул навстречу.

– О, вы зря явились. Жоржик-то жив и здоров оказался.

– Он нашелся? – уточнил я, чувствуя невольное раздражение.

– Не совсем, – зло процедил Орест Генрихович, но, увидев мои непонимающие глаза, чуть успокоился и пояснил: – Этот жук подколодный посылку нам ночью у ворот оставил. Вы представляете? Его Галатея Харитоновна с собаками ищет, а он посылки шлет!

– И что там было?

– И знать не хочу. Вот Галатея Харитоновна как раз только что прилетела, открывает ее сейчас. Если вам надо – то давайте в кабинет к ней вас провожу.

Управляющий указал на второй этаж. Пройдя лестницей из итальянского розового мрамора, миновав бестолково завешанный цветастыми картинами коридор, мы через приемную вошли в кабинет Галатеи Харитоновны.

Здесь царила уютная полутьма. Портьеры на окнах были прикрыты, и огромный, отделанный дубовыми панелями зал освещала лишь пятирожковая золотая люстра, висящая под высоченным потолком.

Людей в помещении было двое – склонившаяся над фанерным ящиком Кротовихина и слуга с гвоздодером, который как раз откладывал снятую крышку.

Внутри посылки горели огнем охапки оранжевых лилий. Не обратив на нас внимания, промышленница склонилась над цветами. Внезапно она замерла, на ее лице отразилось недоумение. Она наклонилась еще ниже и аккуратно раздвинула лилии. Затем вдруг резко отшатнулась назад. В глазах ее был запредельный, нечеловеческий ужас.

– Ж-Жоржик, Ж-Жорженька… – сорвалось с ее вмиг посеревших губ.

Она попятилась и закричала. Отчаянно и громко. В электрическом свете блеснули усыпанные сапфирами кольца. Пальцы Галатеи Харитоновны до крови впились в лицо, раздирая щеки, а затем ее надсадный крик вдруг оборвался – женщина тяжело пошатнулась и рухнула, теряя сознание.

Ариадна стальной тенью метнулась через кабинет, в последнюю секунду подхватывая промышленницу. Мы с Орестом Генриховичем опрометью бросились вслед за ней, склоняясь над упавшей в обморок промышленницей. Управляющий, сам белый как мел, спешно начал отдавать приказы конторским служащим. Застучали сапоги. Кто-то кинулся вызывать из города докторов, кто-то побежал за служащим при заводе врачом. Затем мы осторожно перенесли Кротовихину в комнату отдыха, уложив ее на диване.