В очередной раз поглядев на часы, я просто велел выдать два билета, добавив сверху двугривенный лично для кассира.

Не прошло и мгновения, как серебряная монетка с симпатичным профилем Екатерины Третьей исчезла в руках сразу повеселевшего старичка. Откинув замусоленные служебные книги, он завозился с огромным, утыканным клавишами кассовым аппаратом, и вскоре мы с билетами направились к краю причала.

Здесь уже пестрела ожидающая паром толпа людей. Пройдясь вдоль нее, я заметил священника. Подтянутый, с пышной бородой цвета желтой охры, он был одет в обычную для наших мест прорезиненную черную рясу и носил на груди большой, покрытый синей эмалью крест. Возле его хромовых сапог стояла пара корзин со снедью.

Неспешно очищая ножом солидный кусок кровяной колбасы, батюшка то и дело строго поглядывал в светлый небесный зенит.

Я тоже поднял взгляд вверх, но ничего необычного не увидел. Лишь в вышине над нами плыл изрыгающий черный дым трехбашенный броненосный дирижабль, да вдали виднелся клин шестикрылых гогар. Издавая утробный вой, хлопая многометровыми крыльями, гигантские твари улетали в сторону Северного ядовитого океана. Там, среди неприступных утесов, вздымающихся над полнящимися зеленым сиянием водами, они будут пережидать слишком жаркую для них погоду, чтобы затем, с первыми холодами, вновь вернуться на материк.

Что-то неясное защемило в груди, а на сердце вдруг стало легко-легко и чисто.

– Весна пришла, – с улыбкой сказал я, смотря на удаляющийся вдаль птичий клин.

– Да, дал Господь, пережили зиму. – Строгость вдруг пропала с лица священника. Смотрящий в небеса батюшка тоже не смог сдержать улыбки.

– Вы из Искрореца? – Такой вывод я сделал из-за того, что на поясе у священника не было сумки для респиратора.

– Из него самого. – Батюшка наконец повернулся к нам и вздрогнул. Затем поправил очки, переводя взгляд то на меня, то на Ариадну. – Быть не может! Виктор Остроумов! Вот так да! Собственной персоной! Мы ж с матушкой за здоровье ваше только вчера свечку ставили! Ох, знатно вы этим сектантам оболоцким перцу всыпали, ох и знатно! Так этим светобесам и надобно! Эта вот машина их в подвале и подвзорвала?

Священник подошел к Ариадне и внимательно осмотрел мою напарницу.

– Ишь какая вещица, сделано-то как причудливо, ну это ж надо! Ох, а пощелкивает-то как! Прям шкатулка музыкальная, но только без музыки. – Батюшка вдруг опомнился и представился: – А я отец Герментий. Настоятель церкви Святого Мученика Левонтия Заобьского. Мы с матушкой постоянно о вас в газетах читаем.

Отец Герментий внезапно спешно начал рыться в корзине. Вскоре на свет появился здоровенный бумажный сверток с салом.

– Вот, я просто обязан вас чем-нибудь отблагодарить – вы ж всю столицу спасли! Да держите вы сало, не брезгуйте. По двадцать восемь копеек фунт! Не сало – сказка персидкая, я ее уже три года беру!

С огромным трудом вернув сверток его восторженному владельцу, я предпочел получить от батюшки информацию.

– Если хотите меня отблагодарить, лучше помогите мне с делом. Мы планируем посетить семью Грезецких. Кстати, насколько я понимаю, усадьба их там?

Я кивнул за реку, туда, где заканчивались ряды краснокирпичных фабрик. Сдерживая лезущие в небо гигантские здания, там рос запущенный терновый сад. Темные громады цехов возвышались прямо над ним, давили его своими стенами, жали, но справиться с его переплетенными, упрямо упирающимися в закопченные кирпичи шипастыми ветвями у них так и не получалось.

Деревья жили, хотя заводской дым уже плел над ними свой скрывающий солнце саван. Ветви их сейчас покрывали белоснежные, совершенно неуместные в этом фабричном городке цветы.