– Может, тебе стоит отдохнуть хотя бы от орденских дел и уделить больше внимания дочери, – предложил Гирон, лишь слегка пригубив вино. – Мы со Строкусом вполне справимся здесь.

– Ну, учитывая, что я отправил весь курс на пересдачу экзамена по манипуляции, думаю, ты прав, – Сэнджел сделал еще глоток вина, и открыл пространственный портал, – хотя, я бы, с большим удовольствием, пожил недельку-другую у Брута на Вердже.

Мир вокруг перестал существовать, но уже через миг взгляду Сэнджела открылась их с Фий-Этт спальня. На ходу стянув с себя рубашку, он прошел в купальную комнату и наскоро умылся. Вернувшись назад, скинул сапоги и с удовольствием влез в домашние замшевые туфли. И уже выходя из спальни, накинул длинный черный бархатный халат.

Внизу, в каминном зале, все уже было готово к ужину. А две его любимые женщины, в ожидании мужа и отца, сидели в кресле возле камина. Он остановился в дверном проеме, облокотившись плечом на торец дверной створки, и молча наблюдал.

Мирам была полностью поглощена изучением лежащего у нее на коленях пергаментного свитка, а Фий-Этт, мечтательно прикрыв глаза, полулежала на высокой спинке кресла.

– Вот, видишь! – воскликнула Мирам и толкнула мать локтем. – Здесь, в пятнадцатой строфе, он вновь ее упоминает: «и огонек в окне печальном рисует образ на стекле…»!

– Ну, с чего ты взяла, что он поет о ней? – явно подначивая дочь, спросила Фий-Этт и, открыв глаза, также склонилась над свитком. – Читай дальше: «старик не внемлет от отчаянья, и роза чахнет на руке».

– «Соединив сердца и души, терзает плоть, палит огнем. И не бывать любви счастливой пока корона на челе»! – торжественно дочитала Мирам. – Он же явно снова пишет про королеву и шута, что пока король на троне, они не смогут быть счастливы!…

– Так, вот, значит, на что ты променяла законы пропорционального смешения стихийных энергий, – голос Сэнджела строгий и холодный заставил Фий-Этт вздрогнуть, а Мирам и вовсе замерла словно каменное изваяние, боясь пошевелиться. – Я буду удостоен рассказа о том, что произошло по пути?

Он спокойно прошел в зал, но Фий-Этт благоразумно пошла ему на встречу и уже возле стола, не дав подойти к дочери, заключила в объятия.

– Любовь моя, нет совершенно никаких поводов для беспокойства, – улыбнулась она, нежно поцеловав его в щеку. – Мирам ездила за книгами в селение по моей просьбе, но упала с лошади, когда та чего-то испугалась на дороге и взбрыкнула.

– Ты снова ее оправдываешь, – холодно возразил он. – Мирам нарушила мой приказ, без разрешения сбежала из дома, не выучила данное ей задание, еще и тебя подговорила. Предлагаешь мне закрыть на все глаза?

– Хватит, Монрат! – она с нарастающим раздражением хотела оттолкнуть его, но он довольно жестко сжал ее руку.

– Фий-Этт, – он словно пушинку отодвинул колдунью в сторону и подошел к Мирам.

Девушка медленно встала. Ее ясные голубые глаза были широко распахнуты, но зрачки сузились до маленьких черных точек от панического ужаса. Он еще ничего не успел сделать, когда она надрывно вздохнула и, зажмурившись, быстро сказала:

– Я сама без разрешения уехала из замка на Хронасе, и в селении, когда уже возвращалась домой, он меня скинул.

Она закрыла лицо ладонями и добавила.

– Я ездила за сборником сочинений менестрелей…

– Хорошо.

Все такой же спокойный голос Сэнджела вывел ее из нервного оцепенения. Она медленно убрала от лица руки и исподлобья посмотрела на отца. Он все также стоял перед ней, скрестив на груди руки, но глаза его улыбались. Мирам медленно приблизилась к нему и словно маленький зверек положила ладони на его руки и прижалась щекой к его груди.