– Опять переносите экзамен, молодой человек? Не слишком ли часто? В твои годы мы с твоим отцом пахали, как рабы на галерах. А ты не можешь сдать философию с осени. Вот что, Ирина Вячеславовна, это направление – последнее. Если он не сдаст, вышибу вон из аспирантуры. Здесь не богадельня. Если мы будем тянуть за уши молокососов, не способных заниматься наукой, во что превратится…

– Но я и занимался наукой, – промямлил Кирилл.

– А я учи-ил, – ноющим голосом протянул Лисицын.

За его спиной кто-то кашлянул. Лисицын обернулся, и Кирилл увидел Настю. Она улыбнулась ему так сочувственно, что Кириллу сразу захотелось провалиться сквозь землю. После истории с предавшей его Ленкой Парамоновой Воробьеву казалось, что он никому не интересен и не может рассчитывать на внимание девушек. Любую их попытку заговорить с ним он воспринимал как проявление жалости и презрения к слабому человеку.

– Николай Константинович, а суббота у меня будет рабочий день?

– Пойдем, девочка. Все сейчас расскажу. Не обращай внимания на этого разгильдяя. Я покажу тебе твое рабочее место.

Девушка прошла мимо, и Кирилл почувствовал легкий запах духов. От нее пахло свежей зеленью! Девушка была сантиметров на десять ниже Кирилла, даже несмотря на каблуки. Пушистые каштановые волосы спускались ниже плеч, а талия такая тоненькая, что у Кирилла перехватило дыхание.

Эту первую встречу Кирилл вспоминал с содроганием. Знакомство не получилось. С тех пор Воробьев несколько раз бывал в деканате по делам. Он узнал, что девушку зовут Настей. Она училась на вечернем и работала у Лисицына секретаршей. Один раз Кирилл заходил уточнить расписание, второй – приносил на подпись бумаги. Но поговорить с Настей случая не представилось. С тех пор, как она появилась в приемной, там круглыми сутками толклись студенты, и не только физфаковцы. Когда она успевала работать?!

С тех пор он часто видел Настю во сне. Вот и сейчас, похоже, он снова спит.

Однако сновидение не желало дарить ему возможность расслабиться. Вместо романтического свидания он ощутил на своем плече твердую руку. Кто-то тряс его, но открыть глаза не было сил. Лишь несколько чувствительных пощечин привели его в чувство.

– Что, Воробьев, философией перезанимался? Пойдем, я тебя кофе напою. Идти-то можешь?

Кирилл кивнул и поднялся на ноги. Почему он всегда встречается с этой девушкой в каких-то дурацких обстоятельствах? Настя взяла его под руку и попыталась тащить. Кирилл уже вполне пришел в себя и в помощи не нуждался, однако отпускать эту нежную ручку, с такой готовностью пришедшую ему на помощь, тоже не хотел.

– Я вижу, ты в порядке. Ладно, пойдем, выпьем кофе.

Кирилл с сомнением посмотрел на девушку, но решил не отказываться. Они поднялись по лестнице, причем Настя все время смотрела, не собирается ли он снова упасть в обморок. К счастью, Лисицына на месте не было.

Настя усадила Кирилла на свое место, а сама включила чайник и достала банку с кофе. Она вовсе не собиралась кокетничать с Воробьевым – и вот, надо же!

– Чего с тобой такое случилось? – насыпая в чашки кофе, спросила она. – Заболел? Надо тебе к врачу сходить. Может, с сердцем что. Мужчины по врачам ходить не любят, но соображать-то надо.

Поддерживать разговор о своем здоровье Кирилл решительно не хотел. Раз уж случай привел его сюда так удачно, лучше употребить время на что-то более приятное.

– Я не болен, это просто прибор.

– Какой прибор? От каких приборов люди сознание теряют? – спросила Настя. – Тебе сколько сахара?

– Три ложки. Понимаешь, меня попросили испытать прибор. Он концентрирует энергию эмоций. Занятная штука. Я, правда, не знаю, где его разработали. Это что-то на стыке физики и психологии. Но интересно. Хотел узнать, как он работает, но Альфред Эдуардович не говорит.