– Чего это ты так? – удивился Лёвка. – Родственник всё же.

– А так. Он в городе жил, с нами не знался, матери простить не мог, что бабка ей дом оставила. А после гибели его обнаружилось, что долгов у него несметное количество. Стали к нам ездить те, кому он должен, да возмещения долгов требовать, мать машину его продала и еле расплатилась, да ещё своих добавила. Так вот.

– Тогда понятно.

– Ну раз понятно… – Витька встал, поднял со стола пустую бутылку и запустил в могилку дяди. Бутылка ударилась о доску, но не разбилась, штырь медленно наклонился и шлёпнулся на земляной холм надписью вниз, подняв небольшое облако пыли. – Вот ему на посошок.

Послышался далёкий равномерный гул поезда. Короткий, а за ним длинный гудок.

***

«Ах, боже мой, боже мой!» – Жужжали колёса надвигающегося поезда.

По рельсам шёл голый по пояс юноша, его кожа была изрезана царапинами. Одной рукой он придерживал грязные, порванные в нескольких местах штаны. В другой держал жёлтый цветок.

Машинист дал короткий гудок, но юноша продолжал идти по шпалам, словно и не слышал подаваемого сигнала.

«Ты опаздываешь!» – Белый кролик запустил лапу в карман сюртука и, вынув часы, показал ему квадратный циферблат.

– Чёрт, он что глухой? – Машинист выжал тифон, длинный гудок разнёсся по округе.

«Беги за мной!» – скомандовал кролик и поскакал по шпалам вперёд. Сжимая в руках цветок, юноша припустил за ним.

Утро началось с тишины. Это странно, обычно за окном щебечут все кому не лень, а тут словно вымерли. Гордей поднялся, расправил плечи, почесал шею. Зарос за выходные, побриться треба. Вынул из штанов ремень, взял с полки бритву.

«Вжик, вжик», – присвистывает лезвие, проезжая по коже ремня.

Гордей попробовал пальцем остриё, довольно хмыкнул, охватил пятернёй подбородок. С правой стороны пальцы нащупали выпуклость. Снова хмыкнул, теперь озабоченно и подошёл к зеркалу. Под чёрной щетиной выпуклость просматривалась плохо.

– Глуша! – Крикнул во всё горло.

Послышался металлический грохот, и через секунду в комнату вбежала Гликерия.

– Что случилось? – Глаза большие, испуганные.

– Неси мыло, бриться буду.

– Фу ты, напужал-то как. Чего орёшь, будто скаженный?

– Неси, говорю. Да побыстрей.

Через минуту Гликерия принесла наведённый в стаканчике мыльный раствор и помазок, протянула мужу.

Гордей щупал бороду и хмурился.

– Случилось что? – Снова с тревогой посмотрела на мужа. – Что это у тебя?

– Где?

– На бороде. Вроде как перекосило лицо.

– Сам не пойму. Шишка какая-то.

– Болит?

– Не болит вроде. – Гордей поболтал помазком в стакане. – А ну постой пока. Не уходи.

Намылив подбородок, он аккуратно провёл лезвием по выпуклости, странная шишка выпирала из-под щеки бесформенным бугорком.

– Господи, это ещё что такое? – Гликерия прижала руки к груди и запричитала: – Что с тобой творится, Гордей? Что за напасть на тебя навалилась? То пальцы скрючило, смотреть страшно, теперь лицо уродует. Что за хворь такая? Говорила, надо было сразу к дохтуру идти. Не просто так шишаки эти на пальцах повылазили, вот теперича и до лица добрались. Прошу тебя, пойдём к дохтуру, вдруг ещё не поздно остановить заразу эту. Может, ещё можно вылечить.

***

В светлой приёмной Матвей Еремеевич нервно постукивал карандашом по столу.

– М-да… Непонятно.

От этого постукивания Гордея затошнило.

– Я ещё в первый раз предположила, что он инопланетянин. – Сверкнула голубыми глазами Лидочка.

– М-да? – Матвей Еремеевич не отрывал глаз от шишковидного нароста. Рука с карандашом замерла в подвешенном состоянии.

– Что за чушь! – вступила в разговор пожилая дама, сдвинув очки на нос. – Скорей всего это какое-то редкое заболевание лимфатической системы.