– Ты готов? – Ларк вернулся назад и оперся локтем о барную стойку – Рич вечно забывал, какой Ларк на самом деле маленький, – и вытащил из бумажника несколько баксов. – Хватит? – спросил он Кела.

Тот кивнул.

– Увидимся в 1987-м.

– Если ты до него доживешь, лысик. Не налегай так на лук. – Ларк протянул на прощание руку. – Джим.

Они пожали руки, Джим Мюллер кивнул Ричу на прощание, и они ушли.

– Ну, что думаешь? – спросил Ларк, когда они вернулись в машину.

– О чем?

– Неплохо будет побыть самому себе боссом, а?

Рич пожал плечами. Четверть миллиона баксов.

– Рубишь, сажаешь новые саженцы, собираешь урожай. Оборот рубки – тридцать лет. Кучу денег бы заработал.

– Я через тридцать лет уже буду мертв, – заметил Рич.

– Пожалуй, – признал Ларк. – Но Коллин-то будет жива. – Рич покрепче вцепился в руль. Ларк первоклассно умел забираться к нему в голову. Словно сама его совесть ожила, отрастила буйную бороду и принялась хромать туда-сюда по закоулкам разума Рича, непрестанно бранясь. – Настоящей древесины давно уже нет. Сколько у нас леса осталось – десять процентов, если считать вместе с парками? Две тысячи лет нужно на то, чтобы вырастить лес. Сотня лет – на то, чтобы его вырубить. Человечество – самая настоящая чума.

Рич выехал с парковки. Ветровое стекло покрылось мелкими каплями дождя.

– «Сандерсон» вырубил уже почти все старые деревья. Думаешь, Мерл долго еще тебя держать будет? – не отступал Ларк. – Еще год? Может, два? На кой ему верхолаз, если будет нечего рубить, кроме молоденьких деревьев? Сам себе не поможешь – никто не поможет, Гундерсен. – Ларк опустил окно и высунул под дождь ладонь. – Вот что я скажу, Стручок: твой папаша нипочем бы не позволил себе упустить такую возможность. Это я тебе точно говорю.

– Не знаю, – пробормотал Рич, понимая, что на самом деле Ларк прав.

– Не знаешь чего? Слушай, чтобы устроить свою жизнь, тебе понадобится не раз столкнуться с кем-то лбами. И еще ведро удачи в придачу, чтобы победить. Но если тебе выпадает такой шанс, ты его хватаешь. Такое случается только раз в жизни, черт тебя побери. – Ларк закашлялся и почесал шишку на шее. – Мне нужно покурить. Есть что у тебя в пикапе?

– Разве Марша не уговаривает тебя бросить? – спросил Рич.

– Что, боишься, она тебя заругает?

– Она как-то человека пристрелила, – заметил Рич.

– Я ее не боюсь. – Ларк принялся постукивать ногой по полу, словно куда-то опаздывал.

В молчании они ехали по осыпающемуся шоссе, петляющему вдоль океана. Сотни грузовозов, доверху нагруженных деревом, оставили на асфальте многочисленные выбоины. Мимо окон мелькала узкая полоса прибрежного леса, присвоенная парком еще в шестьдесят восьмом. Высокие деревья обступали обочину шоссе – словно норковая оторочка пальто, скрывая за собой ровные линии просек.

– Помню, как я в первый раз увидел твоего папашу, лезущего на дерево, – начал рассказывать Ларк, когда они свернули на прямой участок дороги, ведущий вниз по склону к Кресент-Сити. – Никто не делал это так же ловко, как он. Кроме тебя. Ты знаешь, что он постоянно ходил к дереву 24–7? Смотрел, что там и как. Работа была адская. По четырнадцать, по шестнадцать часов в день. А он туда все равно каждое воскресенье шел. Как бы далеко ни стоял наш лагерь – ему все равно было. Словно на службу в церковь ходил. Он тебя когда-нибудь с собой брал?

– Как-то раз было, – припомнил Рич.

– Знаешь, что он мне сказал в тот день, когда ты родился? Что когда-нибудь вы двое обязательно срубите это дерево. Ты тогда был совсем маленький и сморщенный. Уродливый до невозможности. – Ларк ухмыльнулся. Когда он говорил об отце Рича, голос у него всегда теплел. – Не каждый рождается с определенным предназначением.