Я тогда выслушал Огаркову самым внимательным образом. Не спорил, не оправдывался, думал о причинах столь яростной защиты этого колдуна-экстрасенса-мага и чародея, как его еще там!

По возвращении из «храма культуры» я поделился некоторыми своими соображениями насчет «городской культуры – физкультуры» с редактором.

Михаил Валерьевич отнесся к моим опасениям насчет «засилья в городе» «бесовских» и «сатанинских сект» насмешливо, чем заложил основу той самой папки с «делом» и годы работы «в стол».

Ну а теперь перейдем от предисловия непосредственно к повести. Итак: в марте 1998 года в здание администрации города вошел бородатый мужчина в добротной кожаной куртке и, минуя дремлющего стража порядка, поднялся на второй этаж.

Он остановился перед табличкой с надписью «Заведующая отделом культуры Огаркова Зинаида Яковлевна». Чему-то улыбнулся и толкнул дверь от себя. В крохотной приемной секретарша и вопросительно поглядела на вошедшего человека.

– Я созванивался с Зинаидой Яковлевной, – деловито заявил он, рассматривая длинноногую красавицу и соображая, чья же она родственница, потому что знал толк в кадровых делах.

– Моя фамилия Лялькин, – произнес он, отчетливо артикулируя букву «л».

– Подождите, – молвила эта очаровательная дива, – у Зинаиды Яковлевны человек с телевидения.

Но не успела она договорить, как «человек с телевидения» уже выходил из кабинета. На всякий случай Лялькин сказал:

– Здравствуйте, – на что молодой парень среагировал как-то странно, словно споткнулся на месте, едва удержав в руках портативную телекамеру.

Лялькин аккуратно поддержал его под локоть.

Оправившись от секундного замешательства, телевизионщик ответил тем же «здравствуйте» и выскользнул из приемной. Лялькин провожал парня взглядом, пока за ним не закрылась дверь.

Они узнали друг друга. Да и не мудреное это дело; в нашем городке все знают друг друга, но не всякий раз и не всегда признаются в этом.

– Неловкий, неосторожный молодой человек, – заметил Лялькин, и шагнул в кабинет.

Двойная дверь закрылась не сразу, и секретарша услышала голос своей начальницы:

– Геннадий Петрович! Дорогой ты мой!

Огаркова вышла из-за стола и направилась к гостю, только что вошедшему в её кабинет.

– А я Вас из вида потеряла. Где вы запропастились?

А дальше было так или могло быть так.

Лялькин присел не к столу, а у окна в кресло и самоуверенно положил ногу на ногу:

– А вы, Зиночка, все такая же, все соблазнительно-прекрасная, как морская нимфа.

– Ну, вы и скажите… – Смущенная комплиментом, Зинаида Яковлевна махнула на него ручкой.

– А помнишь, тогда, когда мы работали в горкоме партии, ты меня называла просто Гена?

– Так ведь это когда было?

Лицо Огарковой покрылась нездоровым румянцем, сквозь который просвечивали темно-багровые пятнышки.

– Ах, Зина, Зина! Разве прошлое, как бы оно далеко ни ушло, я извиняюсь, в прошлое, – забудешь?

Он выждал паузу и продолжил:

– Ездил я учится, вот…

Он протянул ей книжку в черной обложке с золотым тиснением.

Огаркова минуту – другую разглядывала диплом. Лялькин вытащил пачку «Кэмела» и, не спрашивая разрешения, закурил. Потянулся к столу, взял с него блюдце, поставил его между ног, на ковер и стал стряхивать в него пепел.

– Потрясающе!

Так прокомментировала Зинаида Яковлевна результаты знакомства с дипломом Лялькина.

– И Вы… ты, Гена, и на самом деле все это можешь?

Она замялась:

– Только честно, честно!

– Зиночка! Какая же ты провинциалка! Ну, что все? Что?!

– Ну, это, лечить и это… порчу… – с трудом выдавила она из себя это слово, и еще четче и резче выступили на её щеках багровые пятнышки.