– Может, Хомичу сказать? – предположил Лазарев. – Сань, вы с ним друзья. А еще он тебе должен. После той подставы два года назад…

– И один месяц, – привычно вставил Кротов.

– Вот-вот. А он дальше скомандует. И про нас не забудет, раз мы информацию нарыли.

– И как он про нас не забудет? – горячился Гарин. – Устную благодарность объявит? Или письменную? Чтоб мы приклеили ее на стену и молились по утрам?

– Антон, заткнись уже, а. – после паузы Кротов снова посмотрел на оперов. – Короче, я предлагаю брать урода самим. Мы наработали, нам и карты в руки.

Гарин и Лазарев переглянулись, немного опешив. За время работы в проклятой группе они уже и забыли, каково это – «брать уродов самим».


К общаге они добрались через полчаса. Бронежилеты и оружие сдать они, конечно же, еще не успели. Поэтому, заехав за угол общаги, они облачились в жилеты, спрятав их под куртками, после чего выдвинулись внутрь.

Коридор общаги был грязным и темным, почти как их подвал. Только вместо труб вдоль стен тянулись пожитки жильцов – там и тут стояли старые велосипеды, сломанные холодильники и какие-то коробки. Из некоторых дверей доносились пьяные и злые голоса. Дверь в «хоромы» Зинки Ситниковой – у нее была целая квартира с тремя комнатами, две из которых она периодически сдавала всякому сброду – опера остановились. Из одной из соседних каморок выглянул пьяненький мужичок, но при виде вооруженных оперов он лишь ойкнул и исчез за дверью. Кротов кивнул Лазареву, снимая ствол с предохранителя, и Лазарев громко постучал в дверь Зинки. Вскоре они услышали шарканье и хриплый грубый женский голос:

– Чего надо?

Кротов ответил таким же грубым хриплым голосом:

– Хрыч у себя?

– А чего надо? Кто это?

– Фитиль с корешами, е-мое, открывай!

Голос Кротова был мало похож на голос Фитиля, но Зинка всегда присутствовала в реальности лишь в одном из двух состояний – пьяной или с похмелья – поэтому фокус с ней мог легко выгореть. И выгорел, потому что опера услышали щелканье замка, после чего дверь открылась. Лазарев тут же выдернул Зинку за шкирку, а Кротов зажал ей рот. Зинка в ужасе замычала, но Кротов громко шикнул на нее:

– Закройся, дура! Полиция! Помнишь меня? Полиция. Врубилась? – продолжая мычать, Зинка закивала. Кажется, она узнала Кротова. – Где комната Хрыча?

Зинка махнула рукой внутрь приоткрытой двери. Внутрь и налево, давая понять, что комната где-то там.

– А теперь вали в коридор, или я и тебя загребу, поняла? И только вякни мне, коза!

Зинка энергично закивала. Как только ее отпустили, она бросилась наутек по коридору. А опера с оружием наизготовку шагнули внутрь.

Темный коридор, заваленный всяким хламом. Двигаясь медленно и бесшумно, опера свернули налево. Дверь в ванную, дверь в туалет. Напротив – дверь в жилую комнату. Дверь закрыта. Других комнат в этой части «хором» не было. Кротов, Лазарев и Гарин переглянулись, вспоминая отрепетированные действия, кивнули друг другу. После чего Гарин мощно навалился на дверь ногой, распахивая ее.

Опера ввалились в комнату. Небольшая темная каморка, два на три метра, с диваном-кроватью, столом и шкафом. Около шкафа стояли несколько клетчатых сумок, с которыми раньше ездили за товаром челноки. В комнате не было никого.

– Твою мать, и где он? – нахмурился Лазарев, опуская оружие.

Кротов шагнул назад в коридор.

И в этот момент показался Хрыч. Он быстро выскочил из туалета, привлеченный грохотом. В руках открытая бутылка пива. Прямо перед собой он увидел Кротова – и мгновенно понял все. Хрыч швырнул бутылку Кротову в лицо и бросился бежать. Бутылка разлетелась на тысячу осколков, заливая Кротова дешевым пойлом. Кротов рухнул на стену, в голове звенело.