Видимо, он размышлял о чем-то похожем. Юровский посмотрел вдаль и покачал головой.

– Я не ожидал увидеть вас здесь. Где угодно, только не здесь. Не в лагере на Крайнем Севере.

– Поверьте, я тоже была удивлена нашей встрече.

Он кивнул.

– Вы на меня зла не держите? – не вытерпев, поинтересовалась я.

– За что? – нахмурился полковник.

– За то, как мы с вами… расстались в последний раз.

– Ах, это, – хмыкнул он, будто я сморозила глупость. – Нет. Всё давно в прошлом.

– Да, в прошлом…

Бригадирша кликнула меня, расхаживая по стройучастку. Я обернулась, чтобы выпросить еще минутку, но в том не было нужды – обнаружив рядом со мной начальника, бригадирша пробормотала извинения и тут же ретировалась.

– Вы приехали сюда из лесоповалочного лагпункта, да? – спросил Юровский, когда она отошла на достаточное расстояние.

– Что, смотрели мое личное дело? – усмехнулась я.

– Не смог сдержать любопытство. – Полковник улыбнулся одновременно виновато и хитро. – Что же, вы сидели там, в кругу, когда я приехал?

– Сидела, – ответила я. – Хотя я вас тогда не узнала.

Он выпрямился и озадаченно потер грубую щеку ладонью.

– Я что, так сильно изменился?

– Нет, просто вы были далеко, – солгала я.

– Вы тоже требовали разрешения на свидания с мужчинами? – спросил он как бы невзначай, отведя взгляд на трапы.

– Получается, требовала.

– Но при этом остались на берегу и на спектакле не присутствовали, – с иронией сказал он.

– А вам все обо всех известно, гражданин начальник? – вскинула я брови.

– Почти. – Юровский в смятении поправил фуражку, которая и без того сидела ровно. – Имена непричастных к бунту заключенных указаны в докладной от капитана Аброскиной.

Я мысленно поздравила себя с тем, что впервые в жизни причислена к мирным и покладистым.

– Голод и переутомление – вот мои главные враги, – заявила я, из глупого упрямства не желая слыть послушной. – Если бы женщины бунтовали из-за размера пайки или нормативов, я бы обязательно присоединилась к ним, не сомневайтесь. И еще отсутствие личного пространства действует на нервы…

Полковник ничего не ответил. Наверняка он слышал жалобы от заключенных не один триллион раз. Нытье давно наскучило ему.

– Покайся, сынок! – вырос откуда ни возьмись тот самый беззубый старик. – Пока не поздно, покайся! Бог да смилуется над тобой, отпустит тебе страшные грехи против рода человеческого! Вырвись из дьявольских пут, встань на путь истинный, обратись к Господу, и воздастся тебе…

– Ты что, старый пень, с первого раза не понял?! – прорычал начальник конвоя лейтенант Плотников, схватив деда за шиворот. – Щас мы тебя поставим на путь истинный – исправительно-трудовой!

– Полегче, товарищ лейтенант, – попросил Юровский. – Сделайте скидку на возраст.

Старика опять куда-то повели. Он не сопротивлялся и преспокойно шел за солдатами, в дороге выкрикивая напутствия заключенным. Те отвечали ему, называя почтительно Василь Иванычем.

– Вы уехали из двадцать пятого в октябре? – сменил полковник тему.

– Так точно.

– Всего месяц прошел… – Он замялся. – Слушайте, я догадываюсь, как тяжело заключенным даются переезды. И все-таки. Как вы отнесетесь к тому, чтобы снова уехать в другой лагпункт?

– Куда вы хотите меня отправить? – опешила я.

– В Ермаково, новый административный центр стройки. Скоро туда из Игарки переместится все наше управление. В Ермакове открыли три лагпункта, мы потихоньку заполняем их.

Юровский прочистил горло.

– Правда, вместе с базой вы смените и работу, – предупредил он.

– Ну что ж, – взвилась я, начав загибать пальцы, – лес я валила, гравий добывала, полотно отсыпала, снежные заносы разгребала. Валяйте, мне по плечу всякая мужская работа. Куда на этот раз? В путевую бригаду? На завод? Рельсы выпрямлять? Стройматериалы разгружать?