Новость о нападении на губернатора разлетелась по Татаяру со скоростью кавалерийской атаки. Но почему-то так получилось, что в сторону Патаевской полицейской части, в которую входила улица Изрядная, скорость этой атаки была чуть меньше, чем в остальные стороны. И поэтому к приезду полиции возле губернаторской резиденции случилось истинное столпотворение от собравшихся там экипажей, пролеток и просто пеших зевак. Произошел даже инцидент. Экипаж председателя казенной палаты Хохрякова, который тотчас же после известия о нападении бросил игру и примчался на место происшествия, сцепился осями с другим экипажем. Между кучерами вспыхнула потасовка, и кто знает, чем бы это все закончилось, может быть, крупным сражением извозчиков, но вмешались вскоре прибывшие жандармы, и все разрешилось лучшим образом. Надавали обоим по загривкам, затем загнали на козлы, после чего расцепили оси и велели ехать по домам.
– Как же так! – возмущался, приоткрыв дверцу кареты, Хохряков. – Я друг его превосходительства и хочу знать о его самочувствии!
– Все хотят, потому и понаехали, не разминуться! – отвечал ему пристав Патаевской части. – И вы бы тоже, господин председатель, ехали. Завтра уж и спросите, а сегодня никак, доктор запретил к нему входить. Самому полицмейстеру отказано. И мы вот тоже должны следственные мероприятия провести, а не можем из-за экипажей. Вы уж езжайте, езжайте, завтра узнаете!
– Так он жив или нет?
– Жив!
– Это точно?
– Стану я вам врать при исполнении!
Еще целый час полиция кого уговорами, а кого и принуждением заставляла разъехаться и разойтись по домам.
Из вышесказанного можно сделать вывод, что граф Можайский был в Татаяре личностью крайне популярной и безмерно любимой, однако это не так. К Ивану Аркадьевичу относились ровно, а что съехались после нападения к дому даже быстрее полиции, так это были в массе своей чиновники, зависимые от его превосходительства.
Когда перед домом губернатора остались только пролетка доктора Викентьева и несколько полицейских таратаек, стражи закона, наконец, приступили к осмотру места происшествия. Правда, он ничего не дал. Следы, которые, возможно, и остались после нападения, были безвозвратно потеряны. Пристав Самсонов в сопровождении двух квартальных сунулся было в дом, но дорогу ему перегородил дворецкий.
– Пущать не велено! – Он выпучил глаза и, судя по всему, был готов даже на то, чтобы оказать представителям власти сопротивление.
– Да ты понимаешь, голова садовая, с кем говоришь… – начал пристав.
– Понимает! – Рядом с дворецким возник Фирс. При его появлении Самсонов попятился. У губернаторского камердинера была слава бойкого старичка, от которого можно ожидать чего угодно. – Он все понимает, а ты иди себе, в доме тебе делать нечего, понадобишься, позовут!
И хотя Фирс был небольшого звания, пристав понимал, что это ровным счетом ничего не значило. Фирс – один из немногих, кто говорил с губернатором запросто, а это дорогого стоило. Однако просто так вот повернуться и уйти полицейский начальник не мог, гордость не позволяла, да и перед стоящими рядом квартальными марку нужно было держать, и поэтому он заявил:
– Мы должны провести следственные мероприятия, опросить свидетелей…
– А тут никаких свидетелей нету! – парировал Фирс.
– Мне нужен кучер и унтер-офицер Щеколдаев.
– Так вот и иди в лакейский домик, они тама. – При этом камердинер переступил порог и показал, куда нужно идти.
– Хорошо! – кивнул Самсонов. Приличия были соблюдены, и теперь он мог, не упав в глазах подчиненных, идти в лакейский домик составлять протокол.