– Но ведь она не оказалась у него в руке, – Фон Шпинне слегка улыбнулся. Эта улыбка разозлила губернатора. – В этом деле много странного.

– Много странного! – воскликнул граф. – А вот мне так не кажется. В этом деле нет ничего странного, за исключением того, что во вверенном мне государем городе некто пытается меня убить. Вы, полковник, должны были, черт возьми, не с этой ложкой ко мне прийти, а притащить за шиворот тех мерзавцев, которые это все задумали и теперь пытаются осуществить. Я так понимаю, попытки меня убить будут продолжаться. Вы представляете заголовки в газетах, не в наших губернских, это было бы полбеды, а в столичных: «Губернатор Татаяра убит ложкой!» Убит ложкой! У них, мерзавцев, на меня патронов, что ли, не хватило?

– Вы, ваше превосходительство, как будто обижены, что напавший на вас не применил при этом револьвер?

– Да! То есть нет, – губернатор резко замолчал и сощуренными от едкого дыма глазами пристально посмотрел на фон Шпинне. – Полковник, вы что – социалист?

– Нет.

– А мне показалось, что да. Судя по вашему тону, неприятненький, знаете ли, тон, вы больше сочувствуете государственному преступнику, чем мне.

– Помилуйте, Иван Аркадьевич, разве я могу?

– Можете, можете! Сидите, небось, и думаете: «Совсем старик умом тронулся». – Граф погрозил фон Шпинне пальцем. – Меня не обманешь, я воробей стреляный и знаю получше вашего, что думают мои подчиненные. И еще я знаю, как в этом деле разобраться…

– Ну, в таком случае я вам не нужен. – Начальник сыскной встал. – Разрешите идти?

– Да сядьте вы! «Разрешите идти?» – передразнил губернатор фон Шпинне и снова потянулся к сигарному ящику. Открыл крышку, но, перехватив взгляд начальника сыскной, захлопнул. – Да, вы правы, поэтому и прошу вас разобраться. У меня, если честно, только и надежда, что на вас.

– А как же охранное отделение, жандармерия?

– Фома Фомич, с вами совершенно невозможно разговаривать. Если такое случится и мне понадобятся дураки, я и без вашей подсказки знаю, где их искать. Вы как нельзя лучше подходите для этого дела. И еще… мне бы хотелось, чтобы это дело было расследовано, как бы это сказать, – губернатор задумался, подбирая слова, – полуофициально…

– Полуофициально?

– Да.

– Хорошо, – кивнул фон Шпинне. – Но прежде, с вашего позволения, я открою окно!

– Ах, да-да, я совсем вас закоптил. Пристрастие, знаете ли, особенно когда нервничаю. Вот вы не подвержены этой колумбовой пагубе, и хорошо.

Отворив окно, Фома Фомич снова уселся в кресло и сказал:

– Мне нужно две недели.

– И за две недели вы разберетесь? – с нотками недоверия в голосе спросил губернатор.

– Боюсь, что нет. Даже скорее всего, что нет, но какие-то выводы сделаю. В любом случае через две недели мы будем знать больше, чем мы знаем сейчас.

– Скажите, полковник, вы полностью уверены в том, что Приволов здесь ни при чем? – спросил как бы между прочим граф.

– В нашем деле полностью уверенным в чем-нибудь или в ком-нибудь быть нельзя, но факты говорят, что он человек скорее случайный. Тем не менее мы будем за ним приглядывать…

– Вот-вот, – закивал губернатор, – приглядывать, нужно приглядывать.

– Не беспокойтесь, ваше превосходительство, мы с казначея глаз не спустим, – заверил губернатора фон Шпинне. – Но вы на нас надейтесь, а сами тоже остерегайтесь.

– Ну что же, через две недели я жду вас здесь, и жду с хорошими новостями. И еще, Фома Фомич, вы как хотите, но ложку эту заберите, я на нее смотреть не могу.

Когда фон Шпинне, спрятав ложку в портфель и простившись с губернатором, уже стоял в дверях, тот остановил его:

– Полковник, не могу взять в толк, как все-таки эта ложка оказалась у вас, ведь, насколько мне припоминается, вы говорили, что Приволов утопил ее?