Кстати, по поводу того, какие именно выражения использовало раздраженное Начальство, послав Адама и Еву куда подальше, то есть в то самое место, ну, в общем, которое стало потом досточтимым городом, среди бобруйчан по сей день существуют некоторые разногласия. Зато все единодушно сходятся в другом: когда Адам и Ева заложили на пустыре краеугольный камень будущего Бобруйска, а затем уселись на него отдохнуть, Ева произнесла сакраментальную фразу, которая в будущем начнет пользоваться бешеным успехом практически у всех женщин. «Адам, – спросила она, потупив глаза, – ты меня любишь?» На что Адам, вздохнув и оглядываясь по сторонам, резонно ответил: «А что, у меня разве есть выбор?»

Так вот – насчет выбора. Провидение, поставленное Высшим Начальством с целью направлять жителей Бобруйска на путь праведности и милосердия, то ли невнимательно прочитало текст инструкции, то ли попросту скуки ради принялось вытворять такое, что бобруйчанам ничего не оставалось, как постоянно уворачиваться от очередного сюрприза изменчивой судьбы. Единственное, что в этих условиях оставалось непоколебимым, так это чувство горожан к власть предержащим. И, надо сказать, чувство это было не только пылким, но и абсолютно взаимным. Бобруйчане изо всех сил ненавидели разнообразные власти, испокон веку распоряжавшиеся ими, а разнообразные власти, в свою очередь, изо всех сил ненавидели подотчетных им жителей славного города.

Был, правда, случай, когда однажды между жителями Бобруйска и новыми руководителями, называвшими себя «власть советов», установилось нечто вроде нежного флирта.

– Ах, – томно вздыхали бобруйчане и под грохот многочисленных оркестров несли к ногам загадочной власти кумачовые знамена, сделанные из товарных запасов разграбленного магазина «Горелик и сыновья».

– Пусть будет «ах», – благосклонно кивала «власть советов» и милостиво разрешала петь ей осанну в ответ на туманящие взор картины будущего, старательно нарисованные восторженными энтузиастами.

Энтузиасты, в отличие от прочих смертных, получали за свой восторг вполне приличные пайки. Но однажды наступило время, когда пайков, в том числе и приличных, на всех не хватило, и туман начал понемногу редеть, рассеиваться, а когда он исчез, изумленные бобруйчане увидели такую же грязь и такое же прозябание, что и при предыдущей власти, для которой, впрочем, грабить магазин «Горелик и сыновья» было вовсе не обязательно.

– Мы тебя больше не любим, – попытались вернуться к прежним взаимоотношениям жители города.

– Нет, лю́бите, – отвечала «власть советов».

– Не любим, – из последних сил настаивали бобруйчане.

– А разве у вас есть выбор? – усмехалась «власть советов» и нежно прикладывала маузер к затылкам непонятливых горожан.

Провидение, похоже, осталось довольным, а бобруйчане, поняв, что выбора действительно больше нет, занялись привычным для них выживанием, время от времени отвлекаясь на свадьбы, дни рождения и проводы ушедших в лучший из миров, куда, как они надеялись, «власть советов» с ее штатными энтузиастами и скудными пайками добраться все-таки не успела.

Тетя Бася, которая считалась лучшей поварихой в Бобруйске и умела, по ее словам, «из ничего плюс воздух» сотворить любое угощение на свадьбах, вывела правило «трех Б», способное, по ее мнению, хоть как-то поднять дух сограждан. Когда блюдо «из ничего плюс воздух» ставили на стол, она обычно переступала порог кухни и, вытирая раскрасневшееся лицо тыльной стороной фартука, произносила короткую, но энергичную речь.

– Желаю вам, – говорила она, обращаясь к жениху и невесте, – чтобы в вашей жизни никогда не было трех «Б».