– Как ты это делаешь, пес? Как, а? – я стараюсь говорить вполголоса, но получается плохо.

– Чего я делаю-то? Я ничего и не делаю… – бормочет Тони.

– Вот именно, что ты даже ничего и не делаешь! Сами лезут, как мухи, на… на джем. Это уже третья такая записка за четыре месяца! А сколько их перед тобой спотыкается, наступает тебе на ногу, роняет всякую дрянь вообще не сосчитать! Ты же женатый человек. Отец семейства. Стыдись! Смотри, все Оливии расскажу – не поздоровится! Португальские женщины, они знаешь какие?

– Ну, думаю, что знаю, – улыбается Тони. – Все-таки почти семь лет женаты.

– Нет, брат, ни черта ты не знаешь. Так что смотри у меня!

– А тебе что, завидно? – интересуется Мак-Фаррелл.

– Завидно? Не то слово! Я помню, когда мы еще с тобой в аудиторской конторе «Доггерти и Свон» работали, все эти бабы-аудиторши так и шептались по углам, ах, какой, очаровашка, просто мишка плюшевый! Вообще, правильно, что мы свалили из этого змеюшника. Огромное количество неудовлетворенных и от этого полностью озверевших баб. Слушай, мне кажется, они все там на тебя дрочили.

Я замечаю, что на нас начинают с любопытством смотреть люди, имеющие бизнес-ланч за пять долларов семьдесят центов.

Я их понимаю. Истории об онанизме в аудиторской среде – тема свежая и интересная, если, конечно, речь идет о буквальном значении слова. Тони машет руками и делает страшные глаза. Но я уже увлекся.

– Нет, я серьезно. Я ведь как думаю, дело было: договорились со службой безопасности, распечатали на цветном принтере фотку, ту, что пошла на твой пропуск, распространили копии среди желающих, а дальше все просто – фотография помещается в такую прозрачную пластиковую папку, сворачивается трубочкой – и вперед.

– Ты извращенец, Павел, – упрекает меня Тони. Я даже не пытаюсь с ним спорить. – Мне кажется, я вовсе не похоть вызываю в женщинах.

– Разумеется. Ты пробуждаешь в них религиозные чувства.

– Я серьезно. Они не секса со мной хотят. Они замуж за меня хотят. Женщины хотят замуж за тех, в ком чувствуют надежность и безопасность. Так что это говорит скорее о моей предсказуемой и скучной натуре.

– Не знаю, не знаю. Блондинка эту проблему, по-моему, уже решила: бриллиант на пальце был такой, что если в лоб дать, убить можно. Так что у нее в отношении тебя другие планы. Самый лучший вариант, кстати, ты женат, она замужем или скоро будет. Все шито-крыто. Бэнг-бэнг – и в стороны.

– Нет уж, спасибо. Я люблю свою жену.

Я чувствую, что Тони напрягся. Тему, пожалуй, надо закрывать.

– Конечно, конечно. Я же шучу.

Мы выходим на улицу. Перед тем как выбросить записку с визиткой в урну, Тони Мак-Фаррелл оглядывается по сторонам – убедиться, что блондинки нет поблизости: он не хочет ее обидеть. Потом он поворачивается ко мне.

– Да, кстати, насчет этих заказов с постоянно меняющимися графиками поставок. На следующей неделе приезжает Витторио Бертуччелли – вице-президент по южной Европе. Ты поговори с ним, узнай, не происходят ли и у них подобные вещи. Я все равно почти ничего не понимаю, когда он по-английски пытается объясняться. А ты знаешь языки.

– Хорошо, я попрошу его назначить время.

– Тут что-то не так, Павел. Я пока не знаю точно, что именно, но что-то тут есть.

– Привет, Галка. Как дела? – спрашиваю я, входя в квартиру.

– Да какие у меня могут быть дела? – уныло отзывается Галина. – Учу, учу, весь день напролет. Слушай, а что такое «дикриз»?

За последнюю неделю она спрашивает меня это четвертый раз. Перед ней на столе лежит словарь.

– «Дикриз» – это значит уменьшать или уменьшаться, – отвечаю я, – Например, можно уменьшить концентрацию какого-нибудь красителя или лосьона. Или чье-нибудь терпение может взять и уменьшиться.