В первой четверти XIX века научились изготавливать листовое железо, которое получило широкое распространение в больших городах, в том числе и в Москве. Хотя оно было очень дорогим, все домовладельцы, кто мог это себе позволить, стали крыть свои дома листовым кровельным железом. Окна в избах, топившихся «по-черному», были волоковые, небольшого размера. Такие окна прорезали между двух горизонтальных бревен и закрывали доской-задвижкой. Высота окна не превышала толщины бревна, а ширина была не больше полуторного размера высоты. Затягивали их бычьим пузырем, тонкой телячьей кожей. Очевидно, что дневного света такие окна почти не пропускали. Реже закрывали окна слюдой. Дым из топившейся «по-черному» печи выходил через дверь и волоковые окна. В 1727 году волоковые окна в Москве были запрещены особым указом.

Русская печь

Важным элементом избы была печь. Печи в избах до начала XIX века были глинобитными, и только потом их стали класть из обожженных кирпичей. Мастера-печники, умевшие сложить хорошую печь, очень ценились. Печь не только обогревала жилище. В ней готовили пищу, мылись и даже парились. Речь идет о так называемых русских печах. Но были в городах еще и «голландские» печи, служившие только для отопления.

Может показаться, что курная изба была очень грязной, насквозь пропитанной сажей. Но вот что пишет о такой избе реставратор и исследователь деревянного зодчества Русского Севера А. В. Ополовников: «Курная изба поражает. Прежде всего рушатся… поверхностные представления о том, что в такой избе всегда темно и грязно. Ничего похожего! Полы, гладко обтесанные бревенчатые стены, широкие лавки, печь – все сверкает чистотой… И лишь несколько выше человеческого роста проходит граница, за которой царит чернота закопченных верхних венцов сруба и потолка – блестящая, отливающая синевой, как вороново крыло»[11]. В конце XIX века количество курных изб резко стало сокращаться, но отдельные курные избы можно было встретить вплоть до 30-х годов XX века.

Дом Протковой. Арх. О.И. Бове

С первой половины XIX столетия, особенно после пожара 1812 года, Москва стала застраиваться домами особнякового типа, для одной семьи, часто по образцовым проектам. В таких особняках жили небогатые дворяне, купцы, батюшки и клир окрестных церквей, мещане. В начале XIX века разрешалось строить только одноэтажные деревянные дома. Застройщики всячески пытались обходить этот запрет. Так как высота дома не лимитировалась, второй этаж обычно прятали в объеме одноэтажного дома, устраивая мезонин. Мезонин хорошо прижился в Москве, так как заменил бельведер и позволял любоваться окрестными видами. При сдаче дома внаем наличие мезонина служило дополнительным плюсом и позволяло запрашивать более высокую цену. Об этом свидетельствуют объявления в газетах, где наличие мезонина указывалось особо. Удавалось строить даже трехэтажные дома – с антресолями и мезонином. В домах побогаче у хозяев всегда имелась прислуга, порой многочисленная. Например, у В. И. Баженова, а он не был богачом, было тридцать человек прислуги. В доме среднепоместного дворянина полагалось иметь: камердинера, повара, кучера, форейтора, двух лакеев, истопника, горничную и двух прачек. Вся прислуга, кроме камердинера, который был на особом положении, не имела своих комнат. Спали, как правило, на полу, подстилая войлок, или на сундуках и лавках. Все служебные помещения находились в заглубленном цокольном этаже, непригодном для жилья. Важнейшими помещениями были парадные комнаты, в которых не жили, а принимали гостей. В богатых домах-дворцах, таких как Кусково или Останкино, под парадные комнаты были отведены лучшие помещения. Об этих дворцах, выдающихся памятниках деревянного зодчества, будет рассказано отдельно.