– Прости Стивен, пока достаточно. Рассмотрим эти два в первую очередь.

– А третий фантастический случай не будем рассматривать?

– Почему? Постовой это Вайно, племянник советника Тенделя, но он сегодня не дежурит. Его внеурочное дежурство было бы чрезмерно фантастичным.

– Точно. Я и чрезмерность имею в виду.

«Я отдал билет бабушке, – думал Александер, – в этом спектакле играет Олга. Просто попросили. Как могла она отказать и в чем? Играет маленькую роль. Никого не обидела, как всегда. Роль написали для нее за утро. И всем понравилось. Удивительно. Говорили, что спектакль от этого выиграл. И ведущие актрисы не были в тени и только приобрели, как они сказали, новые оттенки. „Алина“ и „Хильда“ радовались: – „Олга, мы без тебя так не сверкали“. Что ж она делает? Интересно было бы посмотреть. Как она ходит по сцене, играет свою роль вне самого спектакля. Никому не мешая. Но так органично наверно. Может она венок на шпиле или одна из сгоревших кукол? После одиннадцати лет паралича-голубые хрустальные глаза. Представляю, что сказал бы автор», – думал Александер, вспоминая историю размолвки драматурга и художника, рассказанную Мендосом от лица самого живописца. «Что за мысли сегодня? Странно…»

НАВРАП

Так. Уже Новые ворота? Ага, новое сооружение. Человеческий торс? Портновская пандора. Бесстрашный зодчий. Фу, опять половина сикось накось. Что с ними делать… А что там рядом? Золотой автомобиль! Нет, серебро. Обман… опять обман, иллюзии – рудименты тонкого ума. Легкий желудок не трезвит. Чтобы там не говорили, голод – отец заблуждений…

«Все же это не трещина, и не разошедшийся шов, а разрез платья, – глядя на гостиницу, подумал Любке. – Зодчий и портной… Интересно посмотреть на его платья, на что похожи они, если дом похож на портновский манекен.»

Автомобилей немного. Стояли заснеженные кроме одного. Их можно было сосчитать-пять машин. За ними темень и чуть угадывались дома нового района, такого же темного, как и Опустевшая Часть, но темнее и менее каменней. У дальнего серебряного автомобиля, вернее за ним, Любке заметил фигуру. Плоскую высокую фигуру. В чем-то длинном. Очень стройный силуэт. Плотно укутанная красным голова. «А ведь это женщина», – понял Любке. Стояла неподвижно, опустив длинные руки. Любке остановился, заискал по карманам; фигура не шевелилась. «Может это такой куст или часть забора? А какой здесь забор? Нет, это человек». Потянуло подойти поближе, разглядеть лицо, отсюда оно выглядело серым пятном. Пересилил себя и пошел дальше, но оглянулся: – «Такая плоская? Снега не было ни на прямых плечах, ни на голове. Словно от нее остался только вертикальный срез, но бывают только горизонтальные… Да что ж за мысли!?» Пробежала маленькая собачка. Породистая. Забавная. Такая маленькая-только кисточка хвоста и две кисточки ушей. Любке улыбнулся и успокоился. Вот только показалось, тень гостиницы сдвинулась, опять вернулась на место; снег посветлел и погас. «Светлые тени? Свет облаков? Разве так бывает?»

Стекло и сталь. Выбеленный бетон. И так пусто. Светло, но по ночному тускло. Дежурный скрывая удивление, подал ключ. Долго рассказывал о багаже, позвал коридорного. Все делал медленно, будто через силу, из любопытства хотел досмотреть кадры занимательного фильма. То же случилось и с коридорным. Любке почти его выгнал, послав за трудноисполнимым-за ужином. Горничная вошла. Стройная, худенькая девушка. Ее явно предупредили. Зашла под надуманным предлогом-не было салфеток на столе для позднего ужина. Дверь в ванную комнату была открыта. Она увидела клубы пара и кого-то белее пара, белее кафеля. Этот кто-то заполнял всю ванную. И в высоту от края ванны до потолка. Этот кто-то смывал с себя туман, снежную пелену… Алые глаза, большие и строгие. Очень тихий, но внятный голос. Горничная стояла, как столб, несмотря на то, что голос мягко предложил ей покинуть помещение, закрыв за собой дверь номера.