Титхеперура разразился хохотом от своей шутки, и все остальные тоже начали гоготать.

Звонки от наблюдателей на избирательных участках сыпались один за другим. Бюллетени пересчитывали по нескольку раз.

По радио сообщили, что, по данным экзит-поллов, он проиграл.

Ему уже было все равно. От торшера шел теплый свет, было уютно и тихо. Он подумал, что в жизни есть вещи поважнее постоянной борьбы за переустройство мира. Надо просто жить и получать от этого удовольствие.

Недавно они поменяли квартиру в спальном районе на квартиру в центре города. Высокие в три с половиной метра потолки, просторный холл, комната для домработницы, паркетные полы в елочку и наружные стены потолще крепостных. Входная дверь и дверь из кухни выходили на просторную лестницу.

Но главное – камин. Он всю жизнь мечтал о камине с открытым огнем, кресле-качалке и часах на каминной полке.

Марсо появилась в дверном проеме, вытирая руки кухонным полотенцем.

– Кушать будешь?

– Нет.

– По радио только что сказали, что ты проиграл.

– Конечно, проиграл. Но не эти выборы.

Марсо опустилась рядом с ним на ручку кресла перед телевизором. На ней был растянутый свитер того же оттенка серого, что небо за окном. Собранные на затылке и приподнятые над шеей густые светлые волосы, казалось, были готовы рассыпаться от малейшего прикосновения.

– Ну, что теперь? – спросила она.

– По-моему, все нормально.

– Нормально? Это ты называешь нормально. Из тебя сделали карикатурного злодея, над которым все смеются.

– Кто?

– Телевидение, газеты. Даже русская газета назвала тебя «бомбистом».

Марсо невидящим взглядом уставилась в темный угол комнаты. Голубоватый свет телеэкрана падал ей на лицо, делая его невыносимо печальным.

– Какой из тебя, к черту, политик, – вдруг взорвалась она. – Политики борются за власть. А ты? Размазываешь сопли. Если тебе не нужна власть, то надо, извини меня, заткнуться.

– Политика – это игра. Играть надо на стороне слабого. Игра на стороне сильного – полная бессмыслица.

– Политика ради политики? Лучше уж деньги ради денег, – Марсо закрыла глаза и помассировала виски. – И чего ты добился? Ты уже почти мифическое существо, кангар новейшей истории Латвии. Нет, ты даже не кангар. Тот хотя бы продался немцам. А тебя никто не покупает. Не нужен ты никому. Теперь ты враг народа, как и твоя бабушка.

Эдд вдруг почувствовал, что потерял интерес ко всему. Марсо права. Его бунт не имеет никакой конкретной цели. А последствия могут быть трагичными.

– Я не враг народа, – устало сказал он. – Я враг одной его части.

– Большей его части, – Марсо наклонилась и взяла его за подбородок. – Что будем делать? Ты хоть знаешь, что у тебя рубашка одета наизнанку? Бить будут.

Он убрал ее руку:

– Будем малевать черный квадрат и молиться.

– Я серьезно.

– И я серьезно. Лучше быть врагом народа, чем дерьмом в собственных глазах.

Марсо посмотрела на Эдда, как на больного.

– Ты ведешь себя так, как будто на твоем пути стоит не история, а мелкие хулиганы.

– Я веду себя так, как будто я и есть история. Шутка.

– А ты ведь действительно так думаешь.

– Хочешь отправить меня в сумасшедший дом?

– Давай уедем. Пусть им будет хорошо без нас.

– В Россию? Жить в нищете, встречать рассветы?

– Поверь моей интуиции. Твой отец всю жизнь хотел вернуться в Москву. Я это делаю не для себя, а для тебя, на себе я уже поставила крест.

– Никуда мы не поедем, – в голосе Эдда впервые прозвучала неуверенность. Он хрипло откашлялся и уставился на экран телевизора. Появились новые данные с избирательных участков.

– Ты совершаешь ошибку.

– Давай дождемся исхода выборов, – Эдд записал данные со своих избирательных участков в блокнот и брезгливо поморщился. – Ты же знаешь, как я не люблю что-либо обсуждать заранее.