Но надо было работать. Я обошел всех руководителей заводов, расположенных в моем избирательном округе, предупреждая их, что летом, после обретения Латвией независимости, начнутся повальные увольнения. Единственный выход – пока не поздно продать заводы самим себе. Только так им удастся сохранить и заводы, и самих себя. Я написал две статьи: «Молчание волков» и «Впереди только инфаркт», в которых попытался втолковать «красным директорам», что надо спешить. С добросовестными приобретателями имущества ничего не сможет поделать даже ангажированная юстиция независимой Латвии.

Для последнего предвыборного митинга, на котором мне надо было собрать не менее пятисот подписей, я снял актовый зал ближайшей русской школы, пообещав найти школе спонсора в лице разбогатевшего кооператора.

Школьный зал был переполнен – люди сидели, стояли в проходах, теснились у дверей.

Постепенно я начал различать отдельные лица. Первые ряды заняли немолодые, но все еще цветущие женщины, выставив аппетитные коленки. Две-три выглядели даже очень привлекательно.

Ближе к окнам грузно сидели усталые мужчины. Рыхлые лица, бугры животов, растянутые вороты рубах, сбившиеся набок галстуки. «Красные директора». Я знал практически всех. Они таращились по сторонам, поминутно отирая вспотевшие лбы.

Весь центр зала заняли пенсионеры.

Молодежь расселась недалеко от выхода, чтобы было проще улизнуть.

Я поискал глазами Костю. Он стоял у дверей, проводя своего рода фейс-контроль. Его тонкое умное лицо и напряженный взгляд не выдавали ни единой эмоции, хотя более ранимого человека трудно было найти.

По проходам ходили здоровенные парни, которых привел Виталик из военного училища. Они вежливо следили за порядком и раздавали агитки. У Виталика под глазом был фингал, переливавший оттенками индиго. Похоже, кто-то хотел сорвать мероприятие.

В заднем ряду в скованной позе, на полстула, сидел представитель участковой избирательной комиссии. Весь месяц он следовал за мной по пятам, пытаясь поймать на нарушениях закона.

Милена, наклонившись ко мне, стала шепотом зачитывать выдержки из газет. В латышских газетах меня называли сорняком, который надо выдрать с корнем. А в одной из русских газет заметка обо мне была помещена между фотографиями одной длинноногой и одной пышногрудой девицы. Заметка называлась «Бомбист Лоренц». В другой русской газете написали, что опрос студентов посрамил преподавателей – членов Народного фронта. Студенты сказали, что мои лекции в университете были лучшими. Особенно всем запомнилась последняя лекция.

– Что ты им выдал напоследок? – спросила Милена.

– Ничего такого. Я сказал, что мы знаем, как противостоять авторитарной власти. Но как бороться с демократией, мы пока не знаем.

Наконец с улыбкой мученика появился Костя.

– Зрителей – полный стадион! Пришлось дополнительно втащить сотню стульев. Имей в виду, публика собралась интеллигентная. Из рабочих общежитий никто не пришел.

Я оглядел зал:

– Значит, пролетариат не хочет защищать родную советскую власть?

– Нет, не хочет.

– Ну и х…й с ним. Латыши есть?

Костя поднял ладонь, растопырив пальцы:

– Человек пять.

Он еще что-то говорил, а я безуспешно пытался поймать струю свежего воздуха.

– Надо открыть еще одно окно, – я подошел к окну, распахнул боковую створку и посмотрел вниз. У входных дверей тоже толпились люди.

В зал влетел ветер, и Милена кое-как сложила вырывающуюся газету.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил Костя.

Со мной было все в порядке. Почти в порядке.

– А эти что здесь делают? – я показал взглядом на шумную группу молодежи с заметной придурью в глазах.