Полежав немного, Лима подумала, что отправиться на «прогулку», как она называла свои вылазки в город, можно и сейчас. Ночь ничем не хуже дня…. и не лучше, разве что обычных людей почти не встретишь. Ну так это и хорошо: значит, всякий кто попадется – твой враг. Она решительно откинула в сторону покрывало, легко поднялась и, скинув с себя одежду, прошла в душ.
От ледяной воды перехватило дыхание, и кожа покрылась мурашками. В стену душевой когда-то давно, когда Вторжение только началось, и люди пытались сопротивляться, угодил снаряд. И теперь, стоя под тугими струями воды, Лима смотрела сквозь торчащие прутья арматуры на лежащий внизу город.
Темные глыбы зданий чередовались с глубокими черными тенями. Кое-где общую серость нарушали оранжевые точки костров – места сборищ Прислужников. Только они могли позволить себе без опаски жечь ночью огонь.
Выключив воду, Лима взяла тряпку, заменяющую ей полотенце, и немного просушила волосы. На теле вода высохнет и сама, зато ощущение чистоты сохранится немного дольше. А она так любила чистоту, почти недостижимую в этом грязном, вонючем городе.
Кинув еще один взгляд через пролом, Лима направилась обратно в комнату.
Подойдя к доспехам, сваленным в кучу среди сложенных возле окна стопок книг, она осмотрела латы и прикинула – не зайти ли на обратном пути к Кузнецу. Оценив повреждения углекевлара, Лима решила, что визит к одноногому оружейнику может и подождать еще пару «прогулок», или даже все три, это уж как повезет.
Она начала облачаться и подгонять каждую деталь брони. Ремень налокотника немного натирал, но терпимо, и Лима в очередной раз пообещала себе отрегулировать его по возвращении.
Собравшись, она подошла к окну и посмотрела на погруженный во тьму город с высоты двадцать второго этажа. В этот миг облака разошлись, и в разрыв между ними боязливо выглянула луна, осветив своим мертвым светом дома. Словно в ответ на ее робкое появление вдалеке раздался протяжный вой. Жилище Лимы было крайним на этаже а, стоящий рядом небоскреб почти не закрывал вида на город.
Вой доносился откуда-то справа, Лима посмотрела туда – площадь Независимости. Сегодня путь Лимы лежал вдали от тех мест, но она поставила мысленную метку в голове о новой опасности, появившейся в том районе.
«Может быть, волк», – подумала Лима, и усмехнулась своим мыслям. Волки редко заходят в город, а если и заходят, то целыми стаями, а не поодиночке.
Лима еще раз взглянула на луну, к которой уже тянуло тонкое клубящееся щупальце очередное облако. Некогда живописный спутник, теперь висел в небе безликим каменным обломком, каждую ночь напоминая людям об их вероломстве и предательстве. Ведь именно они превратили процветающую субколонию в безжизненную пустыню. Прислужники, подчиняясь воле своих новых господ, продав честь и саму душу за имплантаты и более долгую, чем обычно, жизнь, пошли войной на своих же… Как так можно – Лима понять не могла, как ни пыталась. Постепенно она перестала об этом задумываться и стала просто ненавидеть всех, кто переметнулся на сторону Хозяев.
Лима уже хотела отойти от окна, как вдруг в доме напротив зажегся огонь.
Маленький язычок пламени, в самодельном фонарике, сделанном из жестяной коробки, почти не давал света и был зажжен в глубине комнаты, так что не мог быть замечен ни откуда, кроме ее окна.
Лима заинтересовалась. Это что, сигнал ей? Но что он значил? Напротив нее жил парень лет двадцати пяти, она знала, что он тайно, как ему казалось, наблюдал за ней. Она видела, как он смутной тенью приникал к грязному окну, когда она возвращалась с «прогулок», и смотрел, как она переодевалась. Лиму совершенно это не смущало и даже немного подзадоривало, а иногда, когда у нее было хорошее настроение, она позволяла себе подразнить парня, подходя к окну обнаженной и делая вид, что не знает о его внимании, в притворной задумчивости ласкала свое тело. Представляя, что могло твориться в такие моменты с парнем, Лима веселилась и тихонько смеялась, отойдя вглубь комнаты после устроенного ей маленького представления.