Неприятие и критика большевиков не исключали вместе с тем и признания Степуном ряда достижений и успехов советской власти, особенно в области технического прогресса. «За 13 лет своего властвования, – пишет Степун, – большевики из печального недоразумения русской жизни выросли в грозную мировую силу»[78]. За внешними провалами и успехами большевизма Степун как религиозный мыслитель главным признавал внутреннее преодоление большевизма: «Ведь будущность России творится сейчас не в тех душах, которые услышали всего только взрыв всех конечных смыслов, но тех, что услышавши смысл этого взрыва, узнали в нем голос Вечности». Существенной для Степуна являлась вера в праведность этого единственного пути и признание, что подобные люди существуют.

Борьба с большевизмом, вернее, борьба за Россию, приобретала для эмигрантов важное значение. Но эмиграция была неоднородной, ее мучили политические разноречия, а соответственно, избирались и разные способы борьбы с большевизмом. Уже к середине 20-х гг. стало очевидным, что надежды на монархическую реставрацию потерпели крах. Белое дело, по словам самих эмигрантов, навсегда кануло в лету. Все очевиднее обнаруживалась несостоятельность либерального лагеря, который разъедали противоречия. Сторонники социалистической ориентации также не представляли собой единства. Намечалась тенденция сближения с либерализмом, с западными социалистическими теориями, с религиозной мыслью и т. д. Пореволюционные течения (евразийство, сменовеховство, младороссы), различные по своим истокам и психологии, с их известным преклонением перед советской властью и прогнозами построения будущей России с сохранением большевистских основ либо возвращением к монархизму, также не стимулировали жизнеспособность эмиграции и не могли быть базой, объединяющей ее.

Степун писал о «культурной значительности и политической немощи» русской эмиграции. Высокий культурный и духовный уровень эмиграции, оставивший глубокий след в европейских странах ее проживания, по мнению Степуна, контрастировал с ее «неуспехом» в «сфере… общественно-политической борьбы за Россию». «Все попытки вооруженной борьбы с большевиками обанкротились. Все мечты по созданию общеэмигрантского представительства подъяремной России в Европе – разлетелись. Влияние научных работ эмиграции по изучению Советской России минимально»[79]. Самым прискорбным в этом Степун считал то, что старое поколение эмигрантов не сумело передать детям «своего антибольшевистского пафоса».

Он пристально следил за полемикой Струве и Милюкова по вопросу о роли и поведении эмиграции в противобольшевистской борьбе, отражавшейся в газетах Струве «Возрождение», «Россия и славянство», «Россия» и в печатном органе Милюкова «Последние новости». Струве призывал поколения эмигрантов разных политических взглядов объединить усилия. Милюков считал возможным объединяться только на основе демократических убеждений. Из этого Струве делал вывод, что, отказываясь от присоединения к единому антибольшевистскому фронту, Милюков отрекается от активной борьбы с советской властью и тем самым невольно становится на сторону врагов России. В этой полемике, имеющей жизненно важный и для эмиграции, и для России смысл, Степун занял по существу позицию Милюкова. Вместе с тем его суждения на эту тему отличает определенная политическая зрелость и присущая ему самостоятельность мышления.

По словам Степуна, Россия не выиграла бы от сближения с вел. кн. Николаем Николаевичем, на чем настаивал Струве, а проиграла бы потому, что защищаемая «Возрождением» и организующая Зарубежный съезд позиция «представляет собою такой явный перевес неправды над правдою и бессилья над силою, что объединение с ней… никоим образом не может рассматриваться как объединение с борющейся против большевиков силою»