Сейчас он сидел, сжимая охапку свежих, кроваво-красных роз, а его серые, мутные глаза излучали лишь высокомерие ко всему окружавшему: к толпе, их показному горю и сочувствию. Он презирал всех вокруг и не скрывал этого. И за это его боялись, и уважали. За те миллионы, что тратил его фонд на больных детей, нуждающихся в лечении или в дорогостоящих и сложных операциях или на научные исследования по изучению неизлечимых заболеваний. Всё это было заслугой этого высохшего, зловредного старика.

Лана вдруг вспомнила, как давно – ещё в прошлой жизни – увидела статью о том, что известный меценат и его частный благотворительный фонд, в очередной раз, пожертвовали целое состояние для детей-инвалидов.

Реакция Агаты была странной. Она отшвырнула газету и зло прошептала:

– Сколько бы он не совал свои бумажки сиротам, все равно нутро останется прежним.

Больше Агата о нём никогда не упоминала. Что их могло связывать? Та прожила жизнь, как изгой и умерла в одиночестве, практически никогда в их доме не появились гости. Теперь же все желающие могли вдоволь удовлетворить своё любопытство, что они и делали, открыто пялясь на внучку умершей.

Больше не в силах терпеть, она сделала несколько шагов к выходу и замерла, услышав в толпе шёпот.

– А Клара тоже хороша. Так опуститься!

Лана чуть не задохнулась. Они говорили о её матери! Имя – это единственное, что знала она о женщине, которая дала ей жизнь. Зато эти две клуши знали о Кларе Берсон не понаслышке.

– И не говори, – прошептала другая. – Непутёвая дочь! Такая ноша для старухи. Вон, как жила. Может внучка от такой жизни и сбежала?

– Я её встретила как-то – Агату, так она на меня даже и не взглянула. Может и к лучшему, что та остаётся в неведении. Такое не каждый выдержит. После того, как старуха осталась одна, она совсем плохая стала. Говорят, память подводить начала.

– Бедная, только ради внучки и жила. После такого хоть в петлю.

– Может и к лучшему, что всё так кончилось…

Дальше Лана не смогла расслышать слов, женщины отошли слишком далеко. Её раздражение росло. Снова загадки. Снова недомолвки. Что же случилось в прошлом с её семьёй? Какие тайны хранила Агата? Ей так надоело строить бесполезные предположения.

Все эти мысли, дремавшие одиннадцать лет, словно голодные псы, вновь начали поднимать свои морды и скалить зубы, чувствуя, что напали на след. Тогда она ничего не добилась и просто сбежала, но теперь её уже ничего не сдерживало от поисков правды, какой бы та ужасной не оказалась.

Не в силах больше терпеть лицемерия со стороны незнакомых ей людей, вернулась в дом Агаты. Чтобы хоть как-то занять себя, решила разобрать старые вещи, которые Ян предложил отнести в церковь. И ей нужно было решить, что оставить, а что отдать. Комната Агаты была самой маленькой в доме. В детстве Лана редко в ней бывала. Даже сейчас здесь всё напоминало о старой женщине. Казалось, что вот сейчас она обернётся и увидит, как та сидит в кресле у комода за вязанием, или молча стоит у окна, вглядываясь вдаль. Та могла часами так стоять: задумавшись, не шевеля ни единой косточкой своего дряхлого тела. Будто ждала кого-то.

В бывшей комнате Ланы всё лежало на своих местах, словно она и не покидала её. Быстро рассортировав вещи по чёрным пластиковым пакетам и оставив их перед входной дверью до прихода дяди, она решила, что ноги её больше не будет наверху.

Оставался подвал. И десять злосчастных ступеней. Это она помнила слишком отчётливо, проводя взаперти в этом маленьком аду долгие часы своего детства. Она выросла, но страхи так и остались, плотно угнездившись в её сознании и побороть их можно было, только встретившись с ними лицом к лицу.