– Где может жить бродяга с парой грошей в кармане? – удивился сапожник. – Конечно, в порту! Вся городская нищета считает своим домом заброшенные доки. Да никак ты собралась его там искать, девочка? – забеспокоился старик. – Даже и не думай! Если тебе придётся когда-нибудь выбирать между горящими подземельями ада и походом в заброшенные доки Ахтиара – не задумываясь, выбирай ад!


Искать Кривого Кондратия в доках Дареджан не пришлось – она нашла его совсем в другом месте. Дня через два после разговора с сапожником, девушка забежала в лавку к дяде и столкнулась там с одним из постоянных своих покупателей – и антиквариата, и фруктов. Слово за слово обменялись новостями, и тут покупатель неожиданно спросил:

– Помните нищего у сапожной будки? Кривого Кондратия?

– И? – выдохнула Дареджан.

– Вчера хоронили на Кальфе. Представляете, за покойным шла огромная процессия оборванцев – человек пятьсот! Никогда не думал, что у нас в городе столько бродяг и бездельников!

Дареджан не ответила. Развернувшись, она вышла из лавки и даже не попрощалась. Ей почему-то ужасно жалко было умершего старика со скрюченными пальцами.


Ещё через день она выбралась на Кальфу. Поговорив с кладбищенским служкой, отыскала могилу Кондратия и долго стояла возле стилизованных скрижалей надгробия с букетом простеньких полевых цветов. Отчего-то ей казалось, что дорогой букет будет неуместен на могиле нищего. Потом поклонилась в пояс, положила цветы на могильную плиту и поехала домой. Тайна подаренного ей Кондратием камня ушла вместе с ним.


День улетал за днём в исследованиях и экспериментах. Сергей Алексеевич даже отменил несколько своих выступлений, о которых была давняя договоренность с университетом. Он весь ушёл в работу, и увёл за собой новую ассистентку. Дареджан была этому только рада. Она впитывала в себя новые знания и навыки, не стесняясь переспрашивать по нескольку раз и не заботясь о том, сочтёт ли её профессор глупой. Она не думала о будущем – о том, что случится, когда их работа будет завершена и придётся возвращаться в пыльную старую лавку. Денег за найденный артефакт Дареджан твёрдо решила не брать: как пришло, так и уйдёт. Она обладала очень редким качеством для женщины: умением не жалеть о несбывшемся. Живи сегодняшним днём, завтра наступит только завтра.

В последний день декады, завершив очередной этап работы, они с Сергеем Алексеевичем чаёвничали на веранде. Почки на деревьях маленького садика у дома профессора уже набухли, а кое—где даже появились первые листочки. Вечернее солнце стекало по небу за дома на западе Ахтиара, и тёплый ветерок пересчитывал их, раскачиваясь на тонких ветках. Внезапно над входом в дом затрезвонил колокольчик – кто-то стоял на улице перед калиткой и требовал его впустить. Дареджан выскользнула из кресла, сбежала по ступенькам и через секунду уже открывала незваному гостю калитку. Им, к её удивлению, оказался сапожник Мойша.

– Как ты меня нашёл?! – не удержалась от восклицания девушка.

– Девочка, ты разве забыла? – улыбнулся сапожник. – Старик Мойша знает всё и обо всех! Но он бы никогда не стал сбивать свои новые ботинки о булыжники мостовой, если бы не это.

И Мойша протянул девушке большой толстый запечатанный конверт.

– Что это?

– Письмо от Кондратия, дочка. Его должны были передать мне в день похорон, но ты же знаешь этих нищих! Когда они выполняли свои обещания в срок? Посыльный просил найти тебя и вручить лично. Но и тогда, девочка, и тогда – при всей моей любви к тебе и твоей семье – Мойша не отправился бы путешествовать через весь город, бросив свои дела! Если бы не вот это… Ты прочитай, прочитай на обратной стороне конверта.