>Дунька. И все-таки?

>Неволин. Ну, пьяная…

>Дунька. И не одна…

>Неволин. И не одна. Все – допрос закончен?.. Кстати, почему ты решила, что я теперь богатый? Откуда такие сведения?

>Дунька. Так ты теперь после смерти жены единственный владелец квартиры на Фрунзенской набережной… А это сумма!

>Неволин. Но почему ты решила, что я буду ее продавать?

>Дунька. Ну сдавать можно, тоже вариант… Жить-то ты будешь в Германии. И возьмешь меня туда с собой… (Дунька вдруг жалостливо и дурашливо затягивает песню). «Миленький ты мой, возьми меня с собой… Там, в краю далеком, буду тебе женой…»

Они смотрят друг на друга. Неволин несколько растерян Дунькиной откровенностью. Она смотрит на него спокойно, без всякого стеснения.

Тут появляется Клава – местная сторожиха. Платок надвинут на глаза, понять, какого она возраста, трудно.

>Клава. Здравствуйте, кого не видела… Погоди, это ты что ли, Неволин?

>Неволин. Я, Клава, я.

>Клава. Сколько же лет я тебя не видела?

>Неволин. Много.

>Клава. А ты ничего, почти не изменился… Макса-то, твоего дружка, вон как разнесло – чистый боров. А чего ему – жрет да пьет, да горя никакого не знает. Ему хоть кол на голове теши – все одно. А ты, видать, переживаешь, душаутебя есть…

>Дунька. Зато хорошенький какой, да, Клава? Прямо хоть в мужья бери…

>Клава. А ты уже присосалась, бесстыжая!

>Дунька. Ничего себе рекомендация!

>Клава. А то мы тебя не знаем! Сызмальства такая была.

>Дунька (уже чуть зло). Значит, жизнь научила.

>Клава. Жизнь она всех учит, только каждый от нее свое берет… А в тебе добра отродясь не было… Мне Вера Александровна нужна, поговорить надо, где она?

>Дунька. На кухне, кажется…

Клава уходит.

>Неволин. Знаешь, как ее тут звали? «Глас народа»! Потому что правду-матку резала в глаза кому угодно.

>Дунька. Да знаю я!.. Вот только еще если бы она знала, где правда, а где матка!

>Неволин. И все-таки она никого тут не боялась.

>Дунька. Давно это было. Времена теперь совсем другие изменились, ее уже никто не боится. Режь свою матку сколько угодно, никто даже не обернется…

Кухня. Среди разора у окна сидит растерянная Вера Александровна. Входит Клава.

>Вера Александровна. Это вы, Клава… Попрощаться пришли?

>Клава. Чего уж так сразу. Прощаются с покойниками, а мы с вами еще живые.

>Вера Александровна. Живые, говорите…

>Клава. А то нет! Вы вон какая дама… представительная!

>Вера Александровна (с невольной улыбкой). Представляю себе.

>Клава. А чего вы убиваетесь-то так? Ну, дачу отняли, так вам что – жить негде?

>Вера Александровна (про себя). Не с кем…

>Клава (не расслышав ее). Так люди всю жизнь без дач живут. И ничего, не убиваются… Я же вам говорила тогда: приватизировать надо, тогда все приватизировали…

>Вера Александровна. Не разрешили нам, не дали…

>Клава. Значит плохо просили, по начальству не ходили… Надеялись, что вас не тронут… А сейчас народ лютый пошел, старые заслуги не в счет. Конечно, Николай Николаевич тут все построил, землю под поселок выбивал, только сейчас об этом никто не вспомнит. Народ стал другой… А что на вас так насели – съезжайте и все тут! – значит, кто-то на вашу дачу глаз положил, кому-то ее отписали…

>Вера Александровна (беспомощно). Отписали?..

>Клава. Вот именно. Я имею в виду – уже отдали. Тут теперь так просто ничего не делают. Да, нынче так – ты еще живой, а из-под тебя уже тащат. А ты не моргай – все равно не пожалеют… А вы бы с Инкой Завидоновой поговорили, она же теперь в конторе работает.

>Вера Александровна. А кто это? Я не помню… Хотя, погодите, это девочка тут жила… Или я что-то путаю? Мне кажется, Максим ее знает…

>Клава. Еще бы ему Инку не знать! Она же за ним бегала как собачка!