12—13 января был взят Бахчисарай. Красные войска неумолимо двигались к Симферополю. Крымский штаб рассчитывал на столицу губернии, как на крепкий тыл. Неожиданно для «курултаевцев» восстали рабочие, основательно вооруженные и готовые к борьбе. 12 января на улицах Симферополя начались перестрелки.

В ночь на 13 января рабочие завода А. А. Анатра, где был создан ВРК, и железнодорожники захватили почту, телеграф и приступили к разоружению эскадронцев.

Очевидец событий уроженец Симферополя офицер В. В. Альмендингер, находившийся в здании Штаба крымских войск (офицерское собрание Крымского конного полка) вспоминал: «В зале, где были все отделы штаба, офицеров почти не было. Во дворе казармы начали собираться добровольцы – гимназисты и реалисты; им раздавались винтовки и указывалось, как нужно с ними обращаться. Появились сестры милосердия. Крымцы (эскадронцы. – Авт.) были куда-то посланы. Медленно проходило время. Были слышны одиночные выстрелы в городе, но никаких положительных сведений о положении в городе не было (…). После 12 часов, однако, начала быть заметной растерянность в штабе. Первое, что бросилось нам в глаза, – это полковник Достовалов, до сего времени щеголявший формой Генштаба полковника с аксельбантами, появился в штатском костюме коричневого цвета и весьма простого типа. Зал стал пустеть»^>182.

Другой свидетель пишет: «…Паника, возникшая без всякого повода, сама явилась поводом для выступления большевиков, которые воспользовались общим смятением, завладели оружием, а затем, придя вооруженными в казарму татарского пехотного полка, его обезоружили.

В пять часов дня (13 января. – Авт.) большевики без выстрела завладели всем городом до здания Штаба крымских войск включительно, несмотря на грозно расставленные вокруг него пулеметы. Сам штаб с Джафер Сейдаметовым во главе скрылся неизвестно куда»^>183.

Путь на север был перекрыт: в Джанкое стоял отряд матросов. Джафер Сейдамет бежал через Украину в Константинополь, бросив подопечных на произвол судьбы. Последние, кто не был пленен или расстрелян, разбрелись кто куда. Ч. Челебиева арестовали.

14 января в Симферополе расположились черноморские моряки. В тот же день на улицах города можно было ознакомиться с содержанием расклеенной листовки-воззвания ревкома: «Товарищи! Не должно быть места национальной вражде. Татарский рабочий, крестьянин и солдат – такие же наши родные братья, как русский, еврей, немец и проч. Мы боремся против господства помещиков и капиталистов всех национальностей в союзе с трудящимися всех национальностей»^>184. В этой операции, считает В. Е. Баранченко, «было убито не менее семисот офицеров»^>185.

«С этого момента в Крыму воцарился большевизм в самой жестокой, разбойничье-кровожадной форме, основанной на диком произволе местных властей, не поставленных хотя бы и большевистским, но все же – правительством, а выдвинутых толпой, как наиболее жестоких, безжалостных и наглых людей.

Во всех городах лилась кровь (были исключения; о них выше. – Авт.), свирепствовали банды матросов, шел повальный грабеж, словом, создалась та совершенно кошмарная обстановка потока и разграбления, когда обыватель стал объектом перманентного грабежа»^>186.

За событиями в Крыму внимательно следила Центральная Рада. Как раз 13 января в Севастополь пришла телеграмма из Киева, в которой Рада предупреждала «организации и начальников украинского флота в Севастополе, что все сношения с представителями чужеземных держав, как с Россией, так и с другими, будут преследоваться отныне как государственная измена»^>187. Ответ (Совета и Центрофлота) был ожидаемым: ЧФ и гарнизон признают только «реальную власть Республики Советов в лице СНК как единственную выразительницу воли трудового народа… Находя Киевскую Раду опаснейшим органом контрреволюции и врагом всего трудового народа Украины и России, Севастопольский Совет и Центрофлот, с негодованием отвергая великодержавные стремления и притязания Киевской рады, заявляют, что все ее приказы и предписания не признают и признаваться [они] не будут»